Методология права (основу которой составляет философия права) разрабатывает логику, диалектику и теорию познания правового бытия и его практического преобразования.
Сложились два основных подхода в процессе познания правовой реальности:
1) когнитивизм (признание познаваемости мира);
2) агностицизм (отрицание или ограничение познаваемости мира).
Познание правовой реальности происходит на двух уровнях .
Первый уровень - обыденно-практическое познание, т.е. познание повседневной реальности. Здесь человек получает элементарные сведения об окружающем мире, о дозволенном и недозволенном, табу, запретах и т.п.
Второй уровень познания - теоретический уровень, который связан с системным миром человека.
Теоретическое познание в современной философии чаще называют эпистемологией - учением о научном познании, что позволяет говорить и о философско-правовой эпистемологии , предметом которой является процесс научного познания правовой реальности. В основе научного познания любой реальности лежит определенная методология, т.е. определенные методы, при помощи которых можно познать правовое бытие.
Центральное место в правовой эпистемологии занимает учение об истине . Его значимость вытекает, прежде всего, из практических потребностей установления истины для совершения правосудия .
Для познания правовой реальности в целом и для правотворчества в особенности основополагающее значение имеют:
· принципы объективности и конкретности истины ;
· взаимосвязь абсолютной и относительной истин ;
· соответствие содержания понятий, суждений и умозаключений содержанию самой правовой реальности.
Важную роль в познании правовой реальности играют диалектическая и формальная логики.
Формальная логика исследует постоянные, устойчивые связи и явления, выраженные в понятиях, суждениях и умозаключениях. Основные принципы формальной логики требуют, чтобы рассуждения о предмете были определенными, последовательными, непротиворечивыми и обоснованными.
Диалектическая логика исследует особые формы и закономерности развития знаний с позиций конкретности, объективности, причинности, всесторонности, историзма, разделения единого на противоположности.
В области философии права диалектическая логика позволяет познавать сущность и противоречивость, общее и единичное, необходимое и случайное, причины и следствия, многообразие связей в правовой реальности и в жизненном мире.
Философия права ориентирована не на познание всего бытия как целостной системы, а лишь на ограниченную его часть - правовое бытие . Она разрабатывает пути, методы и средства познания не всего бытия (природы, общества, мышления), а лишь ограниченной сферы этого бытия - правовой действительности . По степени общности различают:
1) философские методы;
2) общенаучные методы;
3) специальные методы конкретных наук.
Философские методы - это предельно общие методы, к которым относятся диалектический и метафизический.
Диалектический метод предполагает:
1) объективность - рассмотрение правовой реальности такой, какова она есть на самом деле, а не какой ее хотелось бы видеть;
2) всесторонность , которая подходит к изучению правовой реальности с максимально возможных позиций, учитывая как можно больше связей и зависимостей, а среди этого множества выделять главные, определяющие;
3) развитие - исследование правовой реальности не как застывшей данности, а как проц есса.
Противоположным диалектическому является метафизический метод , который широко используется в познании правовой реальности. Особенно он эффективен там, где нужно «остановить», «зафиксировать» процесс изменения в определенной точке пространства или времени. Такая потребность возникает при исследовании отдельных элементов правовой реальности, при проведении классификации, систематизации правовых событий, когда необходимо отвлечься от некоторых реальных связей, использовать только количественные или только качественные характеристики.
Также широко используются общенаучные методы: исторический, логический, системный, метод герменевтики, аксеологический.
Правовая деятельность (П.Д.) – это активное отношение субъекта к системному миру с целью создания правовых условий своего существования.
Процессуальная структура П.Д. описывает правовую деятельность как процесс воздействия субъекта на объект для достижения целеполагавшегося результата. Она состоит из нескольких основных элементов: субъекта, объекта, цели, результата и последствия.
Субъектом П.Д. выступает общество, нации, классы, государство, семья, личность. Под объектом П.Д. понимается то, на что (кого) она направлена. Следующим элементом П.Д. является цель - идеальный образ ожидаемого результата. Цель достигается при помощи определенных средств (законы, законодательные и правоохранительные органы, правовые идеологические институты) и способов (в зависимости от субъекта и цели).
П.Д. выступает в двух формах : теоретической и практической.
Основная задача теоретической П.Д. - получение (поиск) объективной правовой истины и исследование правовой реальности для научного обоснования принимаемых правовых решений.
К ней относится правотворческая (законодательная) деятельность государства, научная деятельность исследовательских правовых институтов и учреждений, деятельность официальных органов толкования права.
Государственно-правовая процессуальная деятельность и каждодневная человеческая деятельность, ограниченная юридическими законами, составляют практическую П.Д.
480 руб. | 150 грн. | 7,5 долл. ", MOUSEOFF, FGCOLOR, "#FFFFCC",BGCOLOR, "#393939");" onMouseOut="return nd();"> Диссертация - 480 руб., доставка 10 минут , круглосуточно, без выходных и праздников
Гаврицкий Александр Васильевич. Судейское познание: теоретико-правовые аспекты: диссертация... кандидата юридических наук: 12.00.01 / Гаврицкий Александр Васильевич; [Место защиты: Рост. юрид. ин-т МВД РФ].- Ростов-на-Дону, 2007.- 178 с.: ил. РГБ ОД, 61 07-12/2362
Введение
Глава 1. Судейское познание: понятие и методологическая характеристика 11
1. Юридическое познание: основные подходы и интерпретации 11
2. Виды юридического познания 28
3. Судейское познание и его характеристика как процессуального познания..50
Глава 2. Судейское познание в профессиональной юридической деятельности 76
1. Познание судьей фактических обстоятельств дела 76
2. Судейское познание в процессе толкования правовых норм 93
3. Истинность судейского познания: критерии и способы достижения.... 115
Заключение 149
Литература 163
Введение к работе
Актуальность темы исследования. В правовом государстве и цивилизованном обществе решение большинства социальных конфликтов осуществляется в форме судебного спора, по итогам которого независимый и объективный судья делает вывод о правоте сторон и выносит справедливый вердикт в пользу одной из них. От его способности познать все обстоятельства дела, всесторонне и глубоко проанализировать и осмыслить доказательственную базу, представленную сторонами, юридические и фактические аспекты рассматриваемого дела зависят механизм реализации права, правосудие и доверие со стороны населения институтам судебной власти и государству в целом. Поэтому познавательная деятельность судей, являющаяся определяющим элементом судебного решения, требует теоретической и методологической разработки различных аспектов: и гносеологических, и организационно-правовых, и герменевтических, и аксиологических.
Судейское познание представляет большой интерес для теории процессуального права, которая еще находится на стадии начального развития. Процессуальные нормы играют важнейшую роль в механизме правового регулирования, выполняют задачу нормативного обеспечения правосудия в государстве, поэтому общетеоретический анализ судейского познания необходим для совершенствования нормативно-правовых актов в сфере судебного процесса.
Процесс принятия решений судьей в ходе рассмотрения различных дел независимо от отрасли материального права имеет ряд общих закономерностей, выявить которые возможно, только используя методологические возможности общей теории права. Поэтому исследование судейского познания является межотраслевым по своим методологическим принципам и понятийным формам, а его выводы могут оказаться полезными для представителей административно-процессуального, уголовно-процессуального, гражданско-процессуального, арбитражно-процессуального и других отраслей процессуального права.
В условиях современной глобализации судебная власть играет все большую роль, и вопрос признания судебного прецедента источником права
является предметом многочисленных дискуссий, участники которых в большинстве своем признают наличие элементов правотворчества и возможность судебного прецедента в частном праве. Поэтому исследование механизмов и процедур судейского познания является актуальным и для российской правовой политики.
Степень научной разработанности проблемы. Вопросы процессуального познания давно находятся в центре внимания российских и зарубежных правоведов, но исследование судейского познания предпринято лишь в единичных отраслевых исследованиях. Все работы, в которых разрабатываются вопросы судейского познания, можно разделить на несколько больших групп.
Прежде всего, следует выделить классические труды русских и зарубежных юристов, в которых рассмотрены различные вопросы теории толкования права, применения права, познания права: Е.В. Васьковского, Г.Ф. Шер-шеневича, И.А. Покровского, Г. Кельзена, Е. Эрлиха, Р. Паунда, НА Гредескула, И.А. Ильина, Л.И. Петражицкого, К. Савиньи, Р. Иеринга и др.
Следует указать работы, посвященные анализу правового познания в единстве научно-эпистемологических, технико-юридических, практических и социокультурных аспектов таких авторов, как: А.И.Овчинников, А.В. Аверин, В.М. Розин, А.Ф. Закомлистов. Среди диссертационных исследований последних лет необходимо выделить разработки проблем юридического мышления в правоприменительном аспекте Т.В. Авакян, уголовно-процессуального познания СВ. Рудаковой, В.В. Васина, арбитражно-процессуального и гражданско-процессуального познания СМ. Амосова, Е.Э. Ахпателовой и др.
Отдельно следует обратить внимание на философско-правовые, гносеологические, социально-психологические, аксиологические исследования юридического познания представителей теории государства и права: ДА Ке-римова, В.М. Сырых, В.М. Баранова, И.Г. Грязина, B.C. Нерсесянца, П.П. Баранова, В.П. Малахова, А.А. Матюхина, А.Э. Жалинского, А.Ю. Мордовцева, Н.И. Матузова, И.Н. Сенякина, В.Н. Карташова. В их работах освещены самые разнообразные проблемы судейского познания: стадии правопримени-
тельного познания, критерии его истинности, особенности правоприменительного усмотрения, толкования права, юридических фактов и других.
Вопросы методологии правопознания, а также фундаментальные разработки основных правовых категорий содержат работы: С.С. Алексеева, В.К. Бабаева, АБ. Венгерова, ВЛ Гоймана, В.П. Казимирчука, В.Н. Кудрявцева, Ю.В. Кудрявцева, Э.В. Кузнецова, В.В. Лазарева, В.В. Лапаевой, Р. Лукича, Н.И. Матузова, А. Нашиц, П.Е. Недбайло, B.C. Нерсесянца, Г.С. Остроумова, А.С. Пиголкина, П.М. Рабиновича, СВ. Полениной, А.Р. Ратинова, Ю.С Ре-шетова, А.Ф. Черданцева.
Роль правового сознания в процессах юридического познания освещается также в трудах: Ю.М. Грошевого, Э. Леви, Е.А. Лукашевой, Е.В. Назаренко, Г.С. Остроумова, И.Ф. Покровского, В.П. Сальникова, А.П. Семитко, А. Тамаша и др. Различные аспекты судебного познания, а также логическое измерение правопознания, проблемы правовой истины, интуиции, внутреннего убеждения правоприменителя разработаны в произведениях А. Барака, ЛА Ванеевой, СИ. Вильнянского, А. Герлоха, М.А. Гурвича, В. Кнаппа, СВ. Курылева, А.Б. Лисюткина, В.О. Лобовикова, В.Е. Жеребкина, АЛ. Старченко, М.С. Строговича, А.А. Эйсмана. В работах Г.М. Резника, А. Тамаша раскрываются гносеологические, логические, психологические и этические аспекты внутреннего убеждения при оценке доказательств и юридической квалификации судьей фактических обстоятельств дела. Вопросы судебного доказывания рассмотрены в работах представителей уголовно-процессуальной и гражданско-процессуальной науки: А.Ф. Клейнмана, М.К. Треушникова, Г.Л. Осокиной, К.С. Юдельсона, СВ. Курылева, А.Т. Бонер, М.С. Строговича и других.
Объектом диссертационного исследования является юридическое познание в правоприменительной деятельности, а предметом выступает судейское познание как особый вид процессуального юридического познания.
Цель диссертационного исследования заключается в теоретико-правовом анализе процессуального юридического познания судей в единстве гносеологических, нормативно-правовых, аксиологических аспектов.
Для достижения поставленной цели в диссертации ставятся и решаются следующие задачи:
проанализировать понятие и основные подходы к юридическому познанию, предложить его классификацию;
сформулировать определение и дать характеристику процессуального познания, выявить особенности отдельных видов процессуального познания;
определить судейское познание в качестве вида процессуального юридического познания, изучить его специфику;
рассмотреть познавательную деятельность судьи в процессе толкования правовых норм;
установить и охарактеризовать особенности познавательной деятельности судьи в отношении фактических обстоятельств дела, поиска истины в судебном процессе;
Дать аксиологическую характеристику судейскому познанию.
Научная новизна диссертационного исследования
состоит в сле
дующем:
определены основные подходы к юридическому познанию, его концептуальные интерпретации, методологические особенности;
предложена классификация юридического познания, дана характеристика процессуального познания и его видов в правоприменительном процессе;
выявлены и проанализированы свойства судейского познания, предложено его определение, проанализировано соотношение с деятельностью судьи в процессе судебного доказывания;
рассмотрены этапы и гносеологические особенности судейского доказывания, рассмотрены формы познавательной деятельности в ходе толкования правовых норм и изучения юридических фактов, фактических обстоятельств дела;
сформулированы критерии и дана характеристика истинности судейского познания, а также его принципы.
Теоретико-методологическая основа диссертационного исследования. В основу анализа судейского познания были положены концепции современной правовой гносеологии. Понятийный аппарат и методология теории права и философии права позволили автору выделить межотраслевые характеристики процессуальной деятельности судей, а методологические разработки процессуалистов из различных отраслей права были использованы для обобщения характерных черт судейского познания в уголовном, гражданском, арбитражном и других видах процесса. В работе также использовались наиболее распространенные подходы и принципы общетеоретических юридических исследований: формально-догматический, социологический, сравнительно-правовой, историко-культурный, антропологический, а также методы отдельных дисциплин: юридической деонтологии, герменевтики, правовой логики и юридической психологии.
Основные положения, выносимые на защиту:
1. Юридическое познание - это творческая деятельность субъекта правовой жизни общества, направленная на освоение социально-правовой реальности, ориентированная на получение достоверных знаний об окружающей его правовой действительности. Юридическое познание и теория познания права зависят от правовой культуры и правопонимания, от общественно-политической идеологии, от господствующих в обществе ценностей и философской картины мира. По предмету, стилю и понятийным формам юридическое познание бывает теоретическим и практическим, по субъектам юридически значимой деятельности выделяется научное, профессиональное и обыденное познание, по связи суждений - логическое и ценностное юридическое познание.
Судейское познание является профессиональным, практическим, процессуальным юридическим познанием, осуществляемым судьей в ходе судебного процесса с целью принятия справедливого решения по делу. Предметом судейского познания является социальный конфликт, решение которого предполагается осуществить на основе нормы материального и процессуального права.
Понятие «судебное познание» шире по объему понятия «судейское познание»: судебное познание складывается из коллективных усилий и познавательных действий всех участников судебного процесса: прокурора, адвоката, потерпевшего, истца, ответчика, судьи и т.п. Судебное процессуальное познание является разновидностью коллективного познания и предопределяется принципами состязательности судопроизводства и равноправием сторон, благодаря которому судебное познание строится на четком разделении функций, достигаются различные цели и принципы юридического процесса: справедливость, истинность, законность, гуманность. Наличие у каждого участника судебного познания собственной позиции по делу положительно влияет на процесс познания и поиск истины.
Принцип состязательности не ведет к исключению судьи из процесса доказывания, так как ему приходится участвовать в оценке доказательств. Судейское познание включает в себя элементы доказательственной деятельности, но значительно шире доказывания по предмету и объекту, источникам информации, методам и приемам. Доказывание является определенным этапом и способом судейского познания: во-первых, судья получает информацию и познает обстоятельства дела не только из предоставленных доказательств, и его познание имеет более широкий горизонт источников информации; во-вторых, судейское доказывание - средство, но не главная цель судейского познания (справедливое решение дела на основе познанной картины социальных отношений в конфликтном деле); в-третьих, познание начинается прежде доказывания, так как доказательства должны быть прежде познаны, осмыслены, проанализированы и проинтерпретированы.
Процесс доказывания и процесс установления юридических фактов есть различные этапы одного познавательного процесса: нормы материального права определяют познание и оценку доказательств. Обращение к юридической стороне рассматриваемого дела неизбежно при определении отно-симости доказательств и достаточности. Доказательства способствуют юри-
дическому познанию, помогают судье перейти от незнания к знанию того, что произошло в действительности в прошлом, изучать, устанавливать юридические факты, которые, будучи предусмотрены в правовой норме, оказывают влияние на интерпретацию накопленного фактического доказательственного материала.
5. Познание содержания правовых норм в ходе толкования закона
предполагает смыслоконструирующую деятельность судьи. В процессе тол
кования судье необходимо отталкиваться от конкретной ситуации, так как
каждая из них меняет толкование норм. В процессе познания оценочных по
нятий, содержащихся в правовых нормах, судья осуществляет гибкую интер
претацию, необходимую для осуществления правосудия на основе закона с уче
том конкретных обстоятельств дела. В познании оценочных понятий важными
оказываются нравственный эталон судейского познания, здравый смысл су
дьи, глубина познания обстоятельств дела, знание судьей идеологических по
зиций государственной власти, стратегии правовой политики.
6. Принцип состязательности и принципы, гарантирующие защиту
прав личности в судебном процессе, не препятствуют достижению истины и
призваны минимизировать вероятность судейской ошибки. Законодателем
сохранены полномочия по активному исследованию представленных сторо
нами доказательств. Несмотря на то, что прямого закрепления принципа объ
ективной истины в процессуальном законодательстве России нет, существу
ют нормы, косвенно указывающие на него: среди них принцип полного, все
стороннего и объективного исследования обстоятельств, имеющих значение
для дела, а также всестороннего, объективного и полного расследования.
Теоретическая значимость исследования заключается в том, что результаты исследования - теоретические положения и выводы - развивают и дополняют ряд разделов теории государства и права, истории правовых учений, правовой логики, отраслевых дисциплин. Рассмотренные в работе качества и характеристики судейского познания позволяют скорректировать
представление о судебном доказывании, процессуальном познании, толковании права, определить критерии и характер истины в судебном процессе и переосмыслить роль судьи в исследовании обстоятельств дела, поиске его справедливого решения.
Практическая значимость исследования определяется значением содержащихся в работе выводов, касающихся процессуального права и могущих найти практическое применение в сфере законотворческой и правоприменительной деятельности, юридического образования, правового воспитания.
Апробация результатов диссертационного исследования. Основные положения и результаты диссертации выступали предметом обсуждения на заседаниях кафедры теории и истории государства и права Ростовского юридического института МВД России. Отдельные теоретико-практические выводы работы докладывались на научных конференциях и «круглых столах». По теме диссертационного исследования автором опубликованы 7 научных статей.
Структура диссертационного исследования. Диссертация состоит из введения, двух глав, объединяющих шесть параграфов, заключения и списка литературы.
Юридическое познание: основные подходы и интерпретации
Познавательная деятельность давно является объектом повышенного внимания в гуманитарных науках: философии, психологии, логике. Особенно сильно проявился этот интерес в Новое время, когда научное познание достигло больших успехов в освоении природы. Именно в эту эпоху юриспруденция начинает перенимать опыт естественных наук и активно внедряет в свой методологический инструментарий наблюдение, обобщение, эксперимент, анализ, синтез, индуктивные и дедуктивные приемы мышления. Однако история теоретического осмысления правового познания началась намного раньше: еще в Древнем мире и Средние века.
В Древней Греции два мыслителя сформировали систему взглядов на процесс правового познания - Платон и Аристотель. Они сформировали два направления в философии права - рационально-идеалистическое и эмпирическое. Отдельно остановимся на их характеристиках.
Платон очень много внимания уделял вопросу получения знания о праве, обществе, социальных явлениях. Вслед за Сократом он полагал, что человек знающий никогда не совершит дурного поступка. По Платону, знание возможно не для всякого. «Философия» (буквально «любовь к мудрости») невозможна ни для того, кто уже обладает истинным знанием, ни для того, кто совсем ничего не знает. При разработке вопроса о знании и его видах Платон исходит из мысли о том, что виды знания должны соответствовать видам или сферам бытия. Для истинного понимания бытия Платон считал необходимым разрешить противоречия между двумя наметившимися в греческой мысли противоположными концепциями: элейской, утверждающей неизменность, тождественность, неподвижность истинного бытия, и геракли- товской, признающей его вечную текучесть, изменчивость и подвижность.
Истинное бытие, согласно Платону - это некие умопостигаемые и бестелесные идеи (идея - образ вещи, определяющее ее первоначало и принцип). Мир идей - мир, порождающий вещи и явления, поэтому идея выступает не только как онтологическая основа и первопричина мира явлений, но и как руководящий принцип, стандарт и образец его организации1.
Согласно Платону, чувственное восприятие не дает знания постоянного, т.е. доставляет не уверенность, а только мнение. Только понятия в том случае, если они правильно образованы, являются неизменными, и только они дают действительное знание. Понятие должно иметь объект, к которому оно относится. Этот объект не может быть идентичным объекту чувственного восприятия, он должен быть сверхчувственным объектом - идеей. Следовательно, в наших понятиях совершается познание сверхчувственного мира, а понятия являются отражением идей. Во множестве понятий отражается множество идей.
Причастность духа к миру идей при помощи понятий одновременно доказывает, согласно Платону, бессмертие души. Образование понятий в человеческом духе является актом вспоминания самих идей, которые душа созерцала до того, как она соединилась с телом. Наивысшая идея - идея блага, часто понимаемая Платоном так же, как Бог, который, будучи творцом мира (демиургом), сначала творит мировую душу как нетелесную, проникающую весь мир движущую силу. Материя сама по себе не существует; она становится действительностью, побуждаемая присутствующей в ней идеей.
Теория познания Платона была крайне актуальной с точки зрения теории естественного права. Ведь идеальное государство и идеальные законы можно спроектировать с помощью созерцания идеи государства и права, вечной и неизменной. Таким образом, идея естественного права получает гносеологическое обоснование и развивается в дальнейшем в Средние века.
Из философии познания Платона вытекает необходимость разумного закона, то есть закона, положения которого обоснованы рациональной идеей справедливости. B.C. Нерсесянц отмечает в этой связи, что подход к закону как «определению разума» стал общим местом для всей последующей рационалистической философии права. Закон должен закреплять разум не существующих, но должных отношений, то есть он должен быть идеальным. «Законы, таким образом, предстают как средство внедрения начал разума в жизнь и отношения людей, как форма посильной для людей реставрации божественного проявления»2.
Противоположными по теоретическим убеждениям являются взгляды Аристотеля. Мыслитель полагал, что врожденные идеи не могут существовать безпредметно.
В отношении к правовому познанию Аристотель был более категоричен, отказываясь давать общие формулировки правовым явлениям, поступкам, ценностям и принципам. Он указывал: «Каждое положение права или закона есть как бы общее по отношению к частному, ибо поступки многообразны, а положение - как общее - всякий раз одно»3. Поэтому формулирование понятий не входит в сферу познания.
Виды юридического познания
Познавательная деятельность в сфере права столь же многогранна, как и само право. Существуют отличия в процессе познания, вызванные различными сторонами объекта познания, приемами, методами, подходами к анализу права, открывающему все новые грани в ходе погружения в правовую реальность, постижения его новых свойств и качеств, которые зачастую формулируются интуитивно.
Существует, как минимум, две концепции познания права: позитивно-юридическая и естественно-правовая. Для первой характерен эмпиризм, материализм, логоцентризм, для второй идеализм и созерцательность, аксиоло-гичность.
Если в рамках юридического позитивизма, как мы уже говорили выше, внимание сконцентрировано на формально-догматическом материале, то в границах естественно-правовой теории познание протекает в рамках изучения ценности права и его идеала.
С точки зрения предмета познания, правовое познание делится на общетеоретическое, направленное на выяснение сущности права, на формулирование его понятия, основных признаков и форм, видов и ценностей, и на практическое познание права, предметом которого является социальная жизнь, рассматриваемая сквозь призму нормативно-правовых велений. Объектом и первого, и второго выступает правовая жизнь общества, но предметы, исследовательские задачи и принципы анализа, наконец, подходы у них различные. Например, научное юридическое исследование является всегда общетеоретическим, даже в том случае, когда речь идет об отраслевом или прикладном характере работы. Познание судьей фактической стороны дела, толкование им нормативных актов - безусловно практическое познание, цель которого - применить нормы права, решить социальный конфликт, установить права и обязанности сторон и т.д.
Наконец, целью процесса юридического познания являются не просто знания об окружающем мире, но знания об идеале. Познавая мир права, ученый невольно отталкивается от субъективного представления о правовом идеале, так как он - не сторонний наблюдатель, а участник всех общественных процессов. Ценность справедливости для него так же важна, как и для других представителей общества - ведь ему не безразличен дом (общество) в котором он живет. Также ценность справедливости важна и для практических работников, правоприменителей. Понимание ценности справедливости в конкретной ситуации способствует принятию справедливого правоприменительного решения.
Если говорить о дисциплинарном анализе познания права, то здесь следует признать, на наш взгляд, что процесс познания права является предметом метатеории права, то есть философии права. Философия права - наука о правовых ценностях, о правовом идеале и о методах познания права. Познание методов осмысления сущности права, или гносеология права, является важной частью философско-правового знания. «Предметом "философии права" оказывается, - отмечает методолог И.Грязин, - в первую очередь (но не только) процесс познания, приводящий к возникновению, развитию и отвержению юридических формул...»28. Юридические формулы являются материальными формами правового познания. Познание «мышления о праве» в его взаимосвязи с объективной реальностью и составляет, по мнению автора, предмет предлагаемой им философии права29. «Философия права - отмечает И. Грязин, - не содержит в себе знания о государстве и праве, а содержит знание об их знании, точнее о формах, типах этого знания»
Автор прав в том, что считает знание и познание права предметами фи-лософско-правового познания. Форма и содержание, точнее их соотношение, и для права, и для мышления представляют собой «две стороны одной медали». Правовое познание и мышление, как и любая другая форма мышления -явление, в котором содержание детерминирует его формальные признаки и закономерности протекания. «Форма и содержание - это одно образование, одно целое, но внутренне различающееся в разных связях: содержание, абстрагируемое познанием из предметов действительности и зависящее от характера их свойств и отношений, составляет вместе с ними (т.е. взятое со стороны этих предметов) объективную основу формального процесса мысли»31. Поэтому существует своя особая специфика процесса познания права, определяемая особенностями данного социального явления.
В философско-правовом исследовании B.C. Нерсесянца обращается внимание на то, что теоретические проблемы познания права входят в предмет правовой гносеологии. Ее основная задача состоит в изучении предпосылок и условий достоверного познания права, в достижении истинного знания о праве и правовых явлениях32. Автор считает, что в рамках освящаемой в данной работе концепции философии права существуют две различные концепции правовой гносеологии, вытекающие из двух противоположных типов правопонимания. В рамках первой концепции, называемой им юридической гносеологией, путь познания приводит к различению естественного и позитивного права в качестве мыслительной предпосылки и исходной познавательной схемы. Кроме того, эта концепция выступает как необходимая гносеологическая модель теоретического постижения и выражения знания и истины о законе (позитивном праве) в виде определенного понятия права (естественного права, идеи права, правильного права и т.д.).
Познание судьей фактических обстоятельств дела
Судейское познание можно рассмотреть по традиционной схеме стадиальности правоприменительного процесса. Как известно, в юридической литературе процесс применения права раскладывается на ряд стадий. С.С. Алексеев пишет: «Логически не только возможно, но и необходимо подразделить правоприменительную деятельность на отдельные стадии, что позволяет обстоятельнее рассмотреть процесс применения права...»"9. Ученый полагал, что, несмотря на неразрывную связь, установление фактов и выбор, нормы находятся в разных плоскостях правоприменительных действий120.
Следует отметить, что стадиальность правоприменительного процесса всегда была в центре дискуссий. Многие ученые считали, что установление фактической и юридической основы дела - единый процесс, и отдельные действия, совершаемые в процессе применения права, «очень близки друг другу, взаимно переплетаются и обусловливают друг друга»121. Признавалось, что на практике применение норм представляет собой неразделимый на стадии процесс постоянного обращения то к фактам, то к норме.
И.Я. Дюрягин считал, что выделение стадий отражает "логическую по-следовательность правоприменительного процесса" . Подобная позиция остается доминирующей и в современной литературе. Иное мнение было у П.Е. Недбайло, который писал, что установление фактов и выбор нормы -«это одновременный акт, одна, единая и исходная стадия процесса примене-ния правовых норм» . Правда, при этом он считал возможным говорить о том, что «фактически» процесс применения начинается с установления фактов, требующих правового решения, а «логически» - с выбора нормы, в соответствии с которой квалифицируются факты124.
Современный исследователь правоприменительного мышления А.И. Овчинников считает, что процесс применения нормы к конкретному случаю представляет собой «замкнутый», логически порочный круг. Ученый задается вопросом: Как можно, применяя норму права, отталкиваться от фактических обстоятельств дела, если фактический состав описан в норме права? Круг фактов может быть правильно установлен лишь тогда, когда известно их юридическое значение, то есть тогда, когда правовая норма уже выбрана. Но выбор нормы должен производиться на основе фактических обстоятельств дела.
Многие ученые также обращают внимание на юридическую основу установления фактов. «Фактические обстоятельства, подлежащие установлению, берутся в связи с нормами права, правовым регулированием. Поэтому к обстоятельствам дела относятся не все абсолютно факты..., а лишь те из них, которые имеют значение для дела»123, - подчеркивает С.С. Алексеев. Аналогично высказывается и В.В. Лазарев: «Основанием правоприменительной деятельности и одновременно предметом ее первой стадии являются юридические факты или целые юридические составы... В каждом случае всегда возникает вопрос, какие обстоятельства нужно устанавливать, а какие не следует» .
Для того, чтобы правовую оценку не исключать из процесса установления фактических обстоятельств дела, было изобретено понятие «ориентировочная квалификация». Ориентировочная квалификация, по мнению В.В. Лазарева, осуществляется уже в самом начале установления фактических обстоятельств дела, так как в противном случае установление фактиче-ской основы дела проводилось бы вслепую. На это суждение возражает А.И. Овчинников: квалификация предполагает уяснение нормы, которая не может одновременно не быть конкретизацией, так как каждая норма - это множество аналогичных ситуаций, и для вхождения в это множество необходим конкретный казус. Ученый делает вывод, что уяснение нормы предполагает ее одновременное применение. Для того чтобы из всей системы действующих норм судье выбрать нужную ему, он все же должен сопоставить весь свой опыт с новым казусом, что уже предполагает и предопределяет анализ последнего.
Познание фактов настоящего и прошлого происходит в ходе непрерывного обращения судьи к правовым нормам, в гипотезах которых присутствует тот или иной юридический факт. «Познание в ходе предварительного расследования и судебного разбирательства предстает как развивающийся процесс, состоящий из ряда умственных и практических действий при их постоянном взаимопроникновении, когда каждая мыслительная операция подвергается практической проверке, а результаты практических действий осмысливаются и включаются в познавательную деятельность» .
Судейское познание в процессе толкования правовых норм
Толкование правовых норм является процессом познания их смысла и составляет одну из основных задач судьи наряду с установлением фактических обстоятельств дела. Толкование норм, рассматриваемое как познание, предполагает обращение к существующим гносеологическим концепциям в сфере социальных норм.
В настоящее время большинство ученых под толкованием права понимают интеллектуально-волевую деятельность по уяснению и разъяснению смысла норм права в целях их наиболее правильной реализации150. В отечественной теории права понятие «толкование права» традиционно рассматривается и как процесс уяснения или индивидуального познания смысла норм, и как процесс разъяснения смысла правых норм или изложение понятого смысла другим. Считается, что необходимость в толковании обусловлена тем, что нормы имеют общий и абстрактный характер, а применяются к конкретным фактам, ситуациям, и без него не обойтись в процессе реализации правовых норм.
Процесс уяснения смысла правовых норм предполагает установление содержания норм права путем выявления и постижения значений и смысла терминов и выражений, заключенных в законах. Разъяснение - деятельность по изложению и доведению до сведения других лиц познанного смысла права. Разъяснение реализуется в форме акта толкования права.
Чтение текста нормы может рассматриваться как процесс познания нормы. Современные ученые по-разному понимают гносеологию толкования права.
Согласно первой концепции, процесс познания норм права носит отражательный характер. Назовем ее «отражательной». Ее основным признаком является то, что толкователь занимается познанием-отражением замысла законодателя. Основа данной концепции - гносеологические теории эпохи модерна. В классической (модернистской) философии и теории познания, фундамент которой был заложен еще в Новое время, процесс познания рассматривался как созерцание, отражение объективной действительности, развивающейся по независящим от индивида абсолютным и неизменным законам. Задача познающего - найти методы, которые адекватны познаваемому объекту, и устранить все субъективные «помехи» на пути отражения.
Одним из ярких представителей «отражательной» концепции, повторимся, все еще доминирующей в теории права, является А.Ф. Черданцев, который прямо указывает философско-методологические основы рассмотренной и всесторонне описанной им классической теории толкования: «Фило-софско-методологической основой толкования как разновидности познания, мышления выступает теория отражения»151. С.С. Алексеев также пишет: «Толкование как один из моментов научного познания исходит из марксистско-ленинской теории отражения»132.
Теория отражения основана на диалектико-материалистическом подходе к познанию мира. Право в его понимании является надстроечным явлением и объективно потому, что его содержание обусловлено экономическим базисом, общественным бытием153. Однако в современной философии науки давно осуществлен пересмотр классических гносеологических аксиом и предложены новые взгляды на природу познания человеком окружающего мира.
Прежде всего, современная теория познания отказалась от противопоставления субъекта и объекта: оказалось, что объект конструируется субъектом. Выяснилось, что социальная реальность конструируется в процессе осмысления и понимания человеком своей жизни в обществе. Текст нормативного акта является фрагментом этой социальной реальности, сотканной из бесконечно разнообразных человеческих связей и отношений. И познание текста также является конструированием его смысловых связей.
В своей монографии А.И. Овчинников глубоко рассмотрел проблемы новых подходов к теории толкования права, выделив концепцию юридической герменевтики в качестве наиболее перспективной. Автор показал, что если ранее считалось необходимым установление того, что хотел сказать в тексте законодатель, то теперь эта задача видится не решаемой в принципе. Процесс интерпретации правовой нормы является творческим, и, по сути, правоприменитель, выступая «созаконодателем», создает новую норму, осуществляя акт подведения общей нормы и конкретного случая15 . Процесс интерпретации требует особенной «способности суждения», практического силлогизма, предполагающего творческое решение.
Таким образом, если, согласно первой (отражательной) концепции, с глубокой древности и до сегодняшнего дня процесс толкования правовой нормы рассматривается как процесс установления замысла автора - законодателя, а суть толкования обнаруживается в том, чтобы познать, выявить и тем самым установить смысл и содержание, которые заключены в нормативных юридических предписаниях, то, согласно второй концепции (назовем ее конструктивистской), смысл закона конструируется в процесс осмысления текста. Именно вторая теория объясняет многие наблюдения судей и правоведов о характере толкования права.
Обращаясь к содержанию и особенностям познания в деятельности юриста, мы обязаны обратить внимание читателя на тот факт, что логика развития форм познания у юриста иная, нежели у естествоиспытателя. Для естествоиспытателя логика развития личностного познания может быть представлена в такой структуре:
(a-s)-A(s)-(A + S)-S(A),
где а – неразвитый анализ; А – развитый анализ; 5 – неразвитый синтез; S – развитый синтез.
А для познания юриста логика развития личностного познания может быть представлена в следующей структуре:
(s-a)-S(a)-(S+A)-A(S).
Юристу чаще приходится мыслить абстрактно, обдумывать факты, вычислять и сопоставлять и реже иметь дело с конкретными приборами. Более того, "модель", план разработанного юристом действия необходимо будет осуществлять через и посредством речи.
Юрист преобразует в большей степени не совсем ясные требования клиента в чёткие и однозначные образы, программы, модели. При этом он использует наработанные юридическим сообществом процедуры в соответствии с принятым регламентом.
Познание в деятельности юристов, наряду с гносеологическими актами, включает в себя ещё и процессы понимания , интерпретации и объяснения. В совокупности всех этих актов и процессов юрист приобретает знания о сути исследуемого предмета, выявляет его моральную и ценностную значимость, которые позволяют ему принимать квалифицированные решения и успешно реализовывать свой психофизиологический и интеллектуальный потенциал.
Так что же собой представляют эти акты и процессы? Рассмотрим их содержание.
В материалистической философии "формула" процесса познания какого-то предмета человеком, или коллективным субъектом познания, такова: от живого созерцания к абстрактному мышлению и потом – к практике.
Схематично это можно представить следующим образом:
Условные обозначения:
Фд – факты действительности, выделяемые субъектом из изучаемой среды, сведения об интересуемом его предмете;
Пм/Стм – парадигма или стиль мышления субъекта, существующий в обществе и принятый субъектом, который предопределяет выделение им из среды сведений об интересующем предмете в их качественности и "переводе" фактов действительности в факты научные: понятия, категории, суждения;
Фн – факты научные, понятия или суждения, отражающие Фд и служащие субъекту средством соотнесения имеющихся знаний об интересующем его предмете с теми, которые требуется узнать об этом предмете, и со своим мировоззренческим потенциалом;
З/П – "задача" или "проблема": уровень познавательной ситуации как форма выражения возможностей субъекта по разрешению несоответствий между имеющимися знаниями об интересующем субъекта предмете, требуемыми знаниями и своими возможностями;
В/Г – версия или гипотеза: предлагаемый субъектом вариант разрешения возникших противоречий между своими возможностями и требуемыми знаниями;
Р/Д – решение задачи или разрешение проблемы;
Т/М – результат в виде или теории, или модели, позволяющий найти ответ на разрешение противоречия между известным и искомым знанием о предмете исследования.
Что же касается познавательной деятельности юриста, то его процесс познания имеет свои особенности , которые обязывают философию права эти особенности "перевести" в разряд методологии и методики исследования, а также в соответствующий перечень приёмов и правил познавательно-исследовательской деятельности.
Особенности познания юриста состоят в том, что, во-первых, объект познания и предметная область познания включают в себя как естественные, природные компоненты, так и искусственные, наполненные замыслом и смыслом человеческого "творения". И в этом сочетании естественного и искусственного юристу, при познании данных объектов, требуется использовать понимание, интерпретацию и объяснение, прежде чем приступить к выявлению сущности предмета исследования.
Во-вторых, обусловливают процесс познания юриста такие черты предмета исследования, как "невозможность" повторения результата как предмета исследования, а также ситуативность и динамичность самого процесса исследования.
В-третьих, особенным является и то, что исследование юриста включает в себя не только движение к сущности предмета исследования, но и конструирование предмета, воссоздание процесса, который фактически не может быть точно воспроизведён.
В-четвёртых, процесс исследования юриста завершается принятием решения, которое, являясь формой познавательной деятельности, определяет судьбы людей и самого юриста в частности.
Начинается познание юриста с выявления фактов действительности, которые включены в общественную практику, но имеют специфическое содержание, ибо так или иначе связаны с правом, с законом.
Практика в конкретном случае для юриста – это реальное изучаемое место деяния или уже "описанное" кем-то и представленное юристу. Оно может быть представлено в виде: фотографий; видеоряда; звукового ряда; заключений экспертов; показаний свидетелей, зафиксированных специалистом; запротоколированные, в выбранной системе координат отсчёта, фрагменты совершенного деяния.
Проведя процедуру изучения этого деяния (практики), юрист опять возвращается к ней и объясняет и себе и другим "как данное деяние совершалось", "как было на самом деле".
На каждом этапе этого процесса у юриста, с учётом его интеллекта, опыта, "наработанных" умений и навыков, могут возникать познавательные трудности или сложности. Естественно, чтобы их преодолеть, разрешить проблему или решить задачу, нужно руководствоваться определенной совокупностью познавательных регулятивов. И очевидно, что их состав и содержательное наполнение будут предопределяться конкретными познавательными ситуациями.
Познавательная ситуация – это содержательная характеристика процесса изучения субъектом какого-то объекта. В её структуру входят несколько элементов: "искомое"; возможности субъекта познать искомое; показатель степени обобщенности разрешаемых противоречий.
Возникает познавательная ситуация в процессе изучения социальных образований при практически-мысленном взаимодействии субъекта познания и объекта отражения.
Искомое всегда характеризуется определенной мерой обобщения. Показатель степени обобщенности является характеристикой познавательной ситуации и величиной, определяющей возможности субъекта познания выявить неизвестное в объекте изучения.
Само искомое может отражать различные признаки (черты, свойства) интересующего нас предмета исследования. К ним можно отнести: а) основные закономерности существования и развития рассматриваемых социальных явлений и процессов, их виды и типы; б) средства, инструментарий, используемые в этих социальных процессах и явлениях их субъектами для достижения своих целей; в) пути, способы, условия, формы, приемы, используемые субъектами для реализации своих интересов.
Данные признаки определяют три основных типа познавательных ситуаций, которые обусловлены содержанием общественных отношений. Они же позволяют конкретно выделить основные направления изучения социальных образований и, что для нас наиболее интересно, содержание регулятивов изучения социальных явлений и процессов.
Рассмотрим выделенные типы познавательных ситуаций, которые позволят нам определить основные компоненты методики.
Первый тип познавательных ситуаций – это те ситуации, которые включают в качестве искомого закономерности возникновения и существования социальных образований, явлений и процессов.
Характерным для данного типа познавательных ситуаций является то, что искомое и есть сущность социального образования. Более того, изучение таких предметов юристами совпадает с интересами руководства правоохранительных органов. Очевидно, что власть стремится знать сущностные связи и отношения таких социальных образований, которые могут дать ей реальную возможность оставаться властью в полном смысле этого слова.
Для юриста результаты раскрытия этого типа познавательных ситуаций служат основой для разработки программ и планов предупреждения и даже искоренения таких процессов в жизни общества.
Второй тип познавательных ситуаций – это ситуации, где на основе рассмотрения реального процесса, явления, образования необходимо определить средства, инструментарий их совершения или создания.
Характерным для искомого в данном типе познавательных ситуаций является определенность граничных условий и неопределенность оптимальных преобразований от начальной до конечной ситуации.
Например, никто не будет отрицать и тем более исключать необходимость разрешения социальных конфликтов мирным путем. Это так называемая определенность граничных условий. Но всегда ли разрешение конфликтов мирным путем является оптимальным и эффективным способом достижения цели? На это однозначно ответить вряд ли кто сможет. Вот это и есть неопределенность преобразований, которая может наличествовать в социальных образованиях.
Третьим типом познавательных ситуаций являются такие ситуации, где искомым выступают пути, способы, условия, формы и приемы осуществления изучаемого процесса, явления, образования.
Результатом познания в данном случае выступает формулирование "алгоритма" действий какого-то субъекта или субъектов, которые позволили создать реально изучаемый процесс, явление, реальное образование.
Рассмотренные познавательные ситуации позволяют определить и выделить три критерия для обоснования выбора методов изучения интересующего юриста предмета, а также и методики его же изучения.
Первый критерий – это объем, "широта" общественных отношений, которые предопределяют варианты и содержание элементов методики. Не только многообразие, но и развитость общественных отношений требует соответствующего набора методических регулятивов.
Второй критерий – степень обобщенности разрешаемых противоречий, которые обусловливают иерархию методических регулятивов в структуре методики, их взаимозависимость. Мера разрешения противоречий в социальных образованиях имплицитно вплетается в динамику использования субъектом методических регулятивов.
Третий критерий – характер связи общественной деятельности, имеющей место в социальных образованиях, и социального познания как элемента этой деятельности. Данный критерий позволяет связать конкретную методику изучения явлений, процессов, социальных образований с деятельностью юриста и придать методике необходимую динамику её применимости.
Таким образом, рассмотренные нами типы познавательных ситуаций и критерии выделения методических регулятивов позволяют утверждать, что методика создается строго в соответствии с содержанием предмета изучения, а также характером практической деятельности юриста, реальными задачами, которые ему предстоит решать, а также выработанными наукой и юридической практикой регулятивами познания и практики.
В целом же создание методологии и методики исследования предметов, относящихся к интересам юриста, может быть основано на процедуре "сущностных срезов".
Методология исследования объектов юристом – это обусловленная предметом исследования совокупность методологических регулятивов, которые позволяют ему с наибольшим эффектом и с наименьшими потерями уяснить суть и содержание объекта, осуществить его оценку и классификацию, сформулировать предложения и рекомендации прикладного характера в интересах политического руководства страны.
Так какие же регулятивы входят в содержание методологии анализа и оценки социальных явлений и процессов?
Основным методом, который обусловливает процесс познания юриста, является системно-деятельностный метод. Он определяет характер процесса организации исследования, а также содержание самого процесса исследования конкретного объекта и его предметной области юристом. Практически данный метод воплощается в законообразной системе принципов, правил и приёмов.
Сам же системно-деятельностный метод выполняет ещё и свойственные только ему функции. Во-первых, системнодеятельностный метод ориентирует юриста на поиск и выявление противоречий в объекте исследования. Противоречия, как внутренний источник, по своей сути определяют и обусловливают все изменения в любых социальных образованиях. Следование логике поиска противоречий ограждает любого специалиста от субъективного произвола в подборе и объяснении фактов, от односторонности. Во-вторых, данный метод рекомендует юристу осуществить два взаимосвязанных, но относительно самостоятельных этапа познавательной деятельности: эмпирический и теоретический. В-третьих, системно-деятельностный метод предполагает использование в организации процесса исследования следующих принципов: системности; деятельностного подхода; субъектоцентризма; соответствие средств познания трудностям познавательных ситуаций.
Рассмотрим некоторые регулятивы, которые в современной научной и философской литературе прописаны не совсем четко.
Принцип деятельности. Это один из методологических регулятивов, который определяет содержание и структуру процесса изучения социальных образований.
Он ориентирует юриста на то, чтобы процесс изучения объекта представлял собой подготовленный вид познавательной деятельности с активным воздействием на предмет исследования.
Принцип деятельности определяет условия организации процесса исследования, которые можно сформулировать следующим образом: а) определенность исследуемого социального образования; б) наличие функционирующей эффективной структуры сбора, классификации и обобщения информации об интересующем юриста социальном образовании; в) высокий уровень развития социальных теорий, которые могут быть использованы юристом для обоснования сведений об интересующем объекте; г) наличие исследовательского инструментария.
Кроме выделенных условий этот регулятив содержит в себе и требования к юристу, который обязан по своему культурному уровню соответствовать решаемым задачам, а также быть принципиально готовым к преодолению познавательнопсихологических барьеров в выявлении сущности исследуемого объекта.
Особенность изучения социальных образований состоит и в том, что специалисту предстоит проникать в такие "неочевидные" явления, углубляться в такие далекие от наглядности и не представляемые с помощью традиционных образов связи, что путь к чувственно фиксируемым формам и явлениям опосредуется огромным количеством промежуточных звеньев.
Эту специфику СДМ отражает в принципе субъектоцен- тризма.
Принцип субъектоцентризма – это методологический регулятив, который ориентирует юриста, решившегося изучать социальные образования, на формирование у себя соответствующих мировоззренческих знаний и методологических навыков и умений, обусловленных этим объектом.
Надо помнить, что каждый из нас имеет "свою" готовность к обобщениям. И это вполне очевидно, и в этом нет ничего страшного как для каждого из нас, так и для жизни общества. А вот когда нам потребуется что-то исследовать, мы должны знать, что выяснение сути и содержания того или иного социального образования, его функционирования потребует от нас соответствующей подготовки.
Основатель кибернетики Н. Винер в свое время очень точно подметил, что для решения первосортной научной проблемы необходима такая же личность. А если стремиться быстро решить ее большим количеством ученых, то от этого больше будет вреда, чем пользы .
Другими словами, принцип субъектоцентризма имеет свою объективную основу и субъективную психолого-мировоззренческую направленность, так как организация процесса исследования социальных образований тесно связана с познавательно-психологическим барьером. В преодолении познавательно-психологического барьера, который возникает перед юристом в процессе изучения им конкретного социального образования, и заключена сама суть требований к субъекту, к его дарованию и интеллектуальному потенциалу.
Готовность преодолеть барьер выводится самим юристом из сопоставления палитры проявлений социального образования, и своими возможностями дает начало творческому поиску, психологически детерминирует его познавательную и специальную юридическую деятельность возможностью достижения успеха.
Следующим регулятивом, который обусловливает содержание процесса изучения социальных образований благодаря системно-деятельностному методу, является принцип соответствия форм познания реальным фактам социальных образований.
Он ориентирует организаторов и исполнителей процесса изучения социальных образований на использование только тех средств и способов, которые соответствуют сути и содержанию объекта познания. Данный регулятив требует, чтобы юрист имел не только достаточно высокую мировоззренческую и методологическую культуру, но и определенный опыт, волю. Все они вместе и позволят ему выбрать соответствующие формы изучения объекта.
Следует сразу же оговориться, что требования данного принципа невозможно жестко формализовать. С одной стороны, признаки объекта изучения во времени и в ситуации – изменяемы. С другой – человек – это творческое существо. Творчество по своей природе никогда не бывает линейно определенным. Именно поэтому данный регулятив обозначает только характер поля познания. Смысл его заключен в следующем суждении: содержание и структура процесса познания обязаны быть такими, чтобы связь между объектом и способами его исследования, между силами, средствами и временем, отведенным на достижение цели, была бы принципиально разрешимой.
В-четвёртых, системно-деятельностный метод обусловливает также содержание познавательной деятельности конкретного специалиста, непосредственно участвующего в изучении социальных образований. К ним следует отнести следующие принципы: наблюдаемости; конкретно-исторического подхода; объективности и реалистичности познавательного подхода; единство социального и логико-гносеологического анализа; гносеологической достаточности.
Рассмотрим содержание принципов, которые также в методологической литературе не чётко прописаны.
Принцип наблюдаемости. Этот методологический регулятив выражает качественную характеристику всеобщей связи сущности и явления. Руководствуясь им, юрист ориентирует свои усилия в первую очередь не просто на сборе сведений об изучаемом объекте, а только на тех признаках, которые реально могут быть идентифицированы как адекватно отражающие суть объекта в его проявлениях.
Юрист в соответствии с данным регулятивом обязан выделить в социальном образовании ряд уровней познаваемых фрагментов: а) реально познаваемые фрагменты; б) возможно изучаемые; в) принципиально исследуемые; г) принципиально не исследуемые; д) не исследуемые.
Каждый из фрагментов имеет свой инструментарий изучения, и поэтому их познавательная классификация позволит юристу определиться с планом и временем своей работы. Главное, данный регулятив категорически запрещает вводить в познавательный анализ те фрагменты, которые относятся, на данном этапе развития науки и конкретных условий изучения объекта, к не исследуемым. Например, на сегодня, с учетом вышеназванных условий, нельзя истинно сформулировать "линейную" зависимость между причиной и следствием в общественном развитии. Связано это с тем, что наряду с объективными предпосылками, обусловливающими череду событий, существует фактор субъективный, случайный. Именно поэтому мы можем прогнозировать только "поле" ожидаемых результатов.
Принцип объективности и реалистичности познавательного подхода. Как регулятив, обусловливающий действия юриста, он ориентирует, при формулировании обобщений, не выдавать желаемое за действительное, исключать из познания как пессимизм, так и необоснованный оптимизм.
Так как объектами изучения юриста выступают результаты деятельности людей, социальные образования, то ему следует:
- – четко различать материальные связи и мыслимые отношения;
- – конкретно определить объективные основания и субъективные факторы;
- – признавать материальные факторы в качестве определяющих, но непосредственно связанных с духовными и идеологическими отношениями;
- – рассматривать социальные образования только в непосредственной связи с развитием общества, обстановкой в стране.
Следование этому принципу позволит юристам реально отразить конкретное социальное образование, а не "наполнить" какую-то идею "нужным" обоснованием. Конечно, исключить личностный компонент в изучении социальных явлений и процессов трудно, но выполнение юристом исследовательских процедур, заключенных в рассмотренном нами регулятиве, позволит ему субъективное свести к минимуму.
Принцип единства социального и логико-гносеологического анализа ориентирует юриста на рассмотрение социальных образований как на результат материализации человеческих представлений, интересов, программ и планов. И если личность есть продукт взаимосвязанного действия индивидуального и социального, то и продукт личности не может быть вне рамок результатов его мышления и деятельности.
Требования этого регулятива достаточно просты и понятны для любого, кто обращается к анализу социальных образований. Их можно сформулировать следующим образом: причина и источник социального развития в противоречиях; "потенциал" противоправных деяний заключен не только в социальной и психологической природе человека, но в противоречиях бытия человека; единство социального и логико-гносеологического представляет собой не единение этих сторон бытия и познавательных подходов, а реальное несовпадение сторон жизни, которое возможно реализовать, а значит, и раскрыть суть образования только в условиях их единения.
Рассмотреть в единстве – это значит в полиаспектном образовании выделить определяющую компоненту, обусловливающую развитие социальных явлений и процессов, определить субординирующую иерархию причин развития, отразить все это в понятиях и категориях правоведения, сделать выводы и рекомендации для соответствующих правоохранительных органов.
Самое главное требование данного регулятива к юристу состоит в том, чтобы он выделил в социальном образовании то, что является в его развитии законообразным, а что – случайным, что есть "продукт" разрешения социальных противоречий, а что – результат материализации помыслов человека, его мышления.
После этого у юриста появляется уверенность, что разнопорядковые знания не свалены в кучу. Становится возможным правильный синтез познанных элементов и создание системно цельного представления об изучаемом образовании.
Принцип гносеологической (познавательной) достаточности ориентирует юриста на определение оптимального количества познавательных актов и процедур, которые позволят ему выявить суть и содержание рассматриваемого социального образования и сформулировать необходимые выводы в форме суждений.
Следует вспомнить, что каждое социальное образование для конкретного сотрудника, обладающего интеллектом и методологической культурой, характеризуется своей сложностью и трудностью. И для того чтобы получить истинные знания об объекте, одному потребуется решить задачу, по определенному, ему уже известному алгоритму, а другому – разрешить проблему. Вот это условие и диктует количество познавательных актов для конкретного юриста.
Используемые юристами в единстве принципы организации процесса изучения социальных образований и те, которые обусловливают познавательные процедуры юриста, очертят гносеологическое пространство его поисков, укажут ему направление изучения его объектов, определят его конкретные шаги к достижению цели.
В-пятых, системно-деятельностный метод ориентирует юриста на осуществление следующих действий и операций, а также этапов по изучению конкретного предмета. Например, на первом этапе, его называют эмпирическим, рекомендуется осуществить следующие познавательные действия:
- 1. Поиск информации об изучаемом объекте. Искомая информация обязана раскрыть существенные и отличительные признаки объекта, который интересует юриста. Осуществляется данная процедура посредством реализации предварительно сформулированных нескольких версий или гипотез. Они позволяют соединить, путем сравнений и сопоставлений, уже изученные объекты с изучаемыми, известное и неизвестное об интересующем юриста предмете. И вот здесь возможны ошибки и просчеты. Как свидетельствует опыт, юристами нередко сравнение подменяется сопоставлением. Если первую процедуру можно осуществлять только для объектов сходных в существенных и отличительных признаках, то вторая – применима для любых объектов. Эти процедуры ни в коем случае нельзя сознательно смешивать.
- 2. Первичное изучение собранной информации, её группировка, выделение в ней общих, повторяющихся признаков, раскрывающих существенные и отличительные черты изучаемого предмета.
- 3. Уточнение и корректировка первичного представления об изучаемом предмете, установление координирующих и субординирующих связей между компонентами собранной информации на основе опроса специалистов и по аналогии.
- 4. Описание изучаемого предмета и классификация элементов, связей и отношений, выражающих его суть и содержание, оценка устойчивых и изменчивых компонентов в структуре предмета изучения.
- 5. Формулирование первичных выводов о сущности изучаемого предмета, выделение его классификационных признаков и рекомендация по дальнейшему его изучению.
Таковы познавательные действия первого этапа изучения предмета, который интересует юриста. После его завершения мы можем выявить только первичные закономерные связи между элементами изучаемого объекта, тенденцию воздействия условий и субъективных факторов на объект, форму и внешнее проявление объекта в реальных ситуациях. И этого может оказаться вполне достаточно, чтобы выполнить определенную исследовательскую программу или социальный заказ.
Если же перед юристом будет поставлена задача определения устойчивых причинно-следственных связей между условиями, вызвавшими конкретное правонарушение или другое социальное действие, и выявленными признаками данного правонарушения, то ему потребуется осуществить ряд познавательных действий, которые присущи теоретическому этапу изучения предметов в юридической деятельности.
На этом этапе потребуется:
- 1. Осуществить обобщение полученных сведений об изучаемом объекте, с чётким выделением его существенных и отличительных признаков.
- 2. Проделать процедуру сравнения по выделенным существенным и отличительным признакам, объекта изучения с аналогичными объектами, с целью выявления возможных функциональных воздействий условий на объект и самого объекта на условия, в которых он существует.
- 3. Синтезировать выявленные функциональные связи, направив свои усилия на выявление устойчивой причинно-следственной зависимости между причинами, вызвавшими появление изучаемого юристом "объекта", с его предметной областью, а также выявленными признаками, характеризующими изучаемый "объект".
- 4. "Подвести" выявленные причинно-следственные связи, обусловливающие появление "объекта" изучения, характерные его черты под нормативно-правовые документы, под закон.
- 5. Провести мысленный эксперимент , позволяющий представить последствия для виновных после принятия решения по данному "случаю". Определить "поле" возможных ожиданий такого решения.
- 6. Сформулировать конкретные выводы и рекомендации "руководству", как прогноз об ожидаемых последствиях, и мерах, механизме минимизации негативных последствий для себя, близких, организации.
- 7. Определить меры и способы коррекции своей познавательной и практической деятельности в дальнейшем, чтобы оптимизировать свою познавательную деятельность, сделать её более эффективной.
Как видим, методология изучения предметов, значимых для юриста в его практической деятельности, является самостоятельным типом методологии междисциплинарного комплексного исследования. Она отличается большой динамичностью. Её регулятивы изменяются, наполняются новым содержанием в зависимости от уровня развития науки и практики, практики юридической деятельности в частности.
Регулятивы рассмотренной методологии носят в большей степени нормативно-предписывающий характер. Руководствуясь ими, можно будет определить направление процесса изменений в тех объектах, которые представляют интерес для юриста. Они позволяют также выявить тенденции изменений в социальных образованиях, сформулировать конкретные рекомендации прикладного характера.
Чтобы перевести методологические требования в разряд технологических процедур, необходимо методологию "сузить" до уровня конкретного алгоритма изучения объектов из практики юридической деятельности, до методики.
А что же собой представляет конкретная методика познавательной деятельности юриста? Среди специалистов в области методологии науки, в том числе и юридических наук, до сих пор ещё существуют различные толкования понятия "методика". Её соотносят и с "техникой исследования", и с "технологией преобразований", и с "логикой познания". Вариантов сравнений много. Большинство из них включают в себя стремление как бы конкретизировать "простор" возможностей, которые предоставляет методология для исследователя и для практики. В этом русле понимают методику и многие из тех, кто читает эту работу. Очевидно, нет достаточных оснований исключать наличие элементов истинного знания в таких выводах. Не более того.
Но давайте посмотрим на процесс изучения юристом социальных образований как бы со стороны. В нём можно выделить два "потока" сигналов, два относительно самостоятельных направления движения воздействия. Первый "поток" сигналов – это направленное воздействие юриста на инте- ресуемей его предмет. Другой "поток" – это действие социальных объектов на самого юриста. Мы не можем исключать из рассмотрения тот факт, что социальные образования без активного воздействия субъекта познания сами "излучают" сигналы о самих себя. На них надо только "настроиться" или их надо только инициировать. Помочь юристу в этом деле может только конкретная методика изучения социальных феноменов. Она является, если говорить проще, средством, обеспечивающим субъекту оптимальное взаимодействие этих потоков сигналов. Помимо того, что она как бы "сужает" поле проявления регулятивов методологии, методика исполняет роль "настройщика", обеспечивая созвучие "двух струн" движения сигналов в единую "мелодию", раскрывающую истинную природу объекта, т.е. изучаемого юристом социального образования.
Методика – это взаимосвязанная система правил, приемов, форм и принципов осуществления субъектом познавательных или практических операций и действий , которая позволяет ему максимально возможно, при достигнутом уровне развития науки и практики, сузить отклонения от истинного пути движения к цели и получить наиболее полные сведения об объекте.
Другими словами, методика "переводит" общее направление движения субъекта к цели, которой он обязан достичь, в конкретный алгоритм соответствующих решаемой задаче операций и действий, которые должны обеспечить ему ее решение. И если методология обладает потенциалом для разрешения проблем, то методика предназначена для решения конкретных задач.
Конечно, для того чтобы методические регулятивы стали действенными, они должны быть освоенными юристом до такого уровня владения, который позволит ему их использовать в конкретной ситуации. Более того, чтобы их принять и ими руководствоваться, юристу, являющемуся таким субъектом, потребуется в процессе обучения убедиться в том, что они смогут быть полезными в его работе и соответствуют его возможностям.
Следует отметить, что методика изучения юристом интересующих его объектов и соответствующей предметной области должна быть адекватна предмету исследования. Этот вывод был основополагающим, например, в творчестве К. Маркса и нашел отражение во всех его работах. Он подчеркивал, что "не только результат исследования, но и ведущий к нему путь должен быть истинным... И разве способ исследования не должен изменяться вместе с предметом?"
Так вот, если руководствоваться этим положением, то построение системы методических регулятивов, составляющих конкретную методику, в первую очередь следует связывать с главным методом, который будет использоваться в познавательной или практической деятельности. Метод систематизирует процесс создания методики, "порождает" требования, принципы, приемы, правила и формы организации и осуществления познавательного или практического процесса.
Другими словами, соотношение методов и других регулятивов можно представить следующим образом:
- – метод – это дорога, по которой идет исследователь;
- – принципы – это стартовые социальные установки для исследователя и "вешки", которые ограничивают границы дороги, указывая направления движения исследователю, не позволяя ему отвлекаться на другие воздействия;
- – правила – это то, как должен идти исследователь;
- – форма – это вид движения;
- – приемы – это тактика движения.
Одновременно метод определяет исходные "стартовые" позиции для юриста, обусловленные его уровнем мировоззренческой и методологической подготовки. Вспомним: метод только тогда будет эффективным, если ему будет соответствовать культурный потенциал пользователя этим методом.
Во-вторых, само социальное образование обусловливает набор и содержание методических регулятивов. Связано это с тем, что любой объект познания можно рассматривать как определенным образом организованную систему материальных (или абстрактных) элементов (компонентов), которой присуща та или иная степень устойчивости. При этом свойства целостной системы определяются природой исходных компонентов, их качеством и количеством, а также, – что весьма существенно, – характером, типологией связей и взаимодействий между ними.
В связи с этим в методику изучения социальных образований нельзя включать принцип детерминизма , который долгое время был ключевым во всех исследованиях. Принцип детерминированности в данном случае может привести юриста к определенной однобокости, ограниченности в оценке результатов социальных образований. Связано это с тем, что в социальных образованиях наряду с причинно-следственными связями наличествует и много практически не учитываемых, реально не отслеживаемых случайностей. И поэтому мы с полным основанием можем утверждать, что для анализа и оценки таких объектов необходимо учитывать вероятностно-статистические закономерности их поведения, чтобы иметь возможность реализовать механизм "необходимых случайностей". Об этом свидетельствует анализ вариантов формирования и функционирования многих социальных образований.
Процессуально в содержание конкретной методики изучения юристом объектов, представляющих для него интерес, будут входить взаимообусловленные, взаимосвязанные процедуры использования общих и специальных приемов , правил , формы познания социальных феноменов.
Структурно в её состав включаются две относительно самостоятельные группы регулятивов: а) гносеологические приёмы изучения социальных феноменов (социальных образований); б) правила познания социальных феноменов (социальных образований).
К гносеологическим приёмам , на современном этапе развития философии и науки, в том числе и юридической, можно отнести следующие: а) сравнение; б) аналогия; в) приём "думать вслух"; г) приём контекста; д) приём синтеза знаний; е) приём трансформации количественных методов.
Наиболее простой и эффективный прием – сравнение. Он непосредственно обусловлен содержанием объекта изучения и представляет собой процедуру установления общего и различного в социальных явлениях и процессах. Вначале сравнение происходит на основе противопоставления присущих изучаемым предметам признаков тем признакам, которые принадлежат другим предметам, но описываются одним и тем же теоретическим средством. Затем через выявление сходства устанавливается видовая или родовая взаимозависимость рассматриваемых предметов и возможность описать их одной теоретической конструкцией. В конце процесса сравнения выделяется в рассматриваемом предмете общее, главное, второстепенное и т.д.
Аналогия – дополняет сравнение и является приёмом, входящим в совокупность регулятивов методики. Данный приём обусловлен принципом преемственности.
Аналогия позволяет использовать уже получившие подтверждение практикой теоретические средства для синтеза видов информации о социальном образовании. На её основе юрист обращается к ассоциациям, которые позволяют ему объединить разрозненные сведения о социальных явлениях и процессах в единое целое.
Приём "думать вслух", как элемент методики изучения социальных явлений и процессов, есть естественная составляющая процесса мышления. Он позволяет исследователю посредством образов, рождённых в мыслях, продвигаться к истине. Ничто так не активизирует мышление, как процесс зримого рождения новой идеи.
Правда, данный приём изначально предполагает своеобразное "навязывание" формулируемым выводам своего, субъективного видения вопроса. Это так называемая негативная составляющая рассматриваемого элемента методики. И если это субъективное осознается самим юристом, то он всегда способен внести соответствующий коэффициент коррекции в вывод.
Приём контекста. Он по своему предназначению позволяет сразу же соединять теоретические конструкты, получаемые в исследовании, с реальными компонентами социальной реальности. Так как исследование социальных явлений и процессов изначально включено в реальную жизнь человека в обществе, то, опираясь на модель содержания своей же жизни, он почти адекватно исследуемым реалиям может образно и конкретно воспроизводить процессы, приведшие к появлению конкретного "объекта" изучения для юриста.
В его выводах они уже не будут представлять собой "голое умозрительное" обобщение признаков исследуемого предмета в конкретном объекте.
Приём синтеза знаний очевиден и естественен. Все виды знаний имеют объективную основу и поэтому интегрируемы.
При изучении социальных явлений и процессов этот приём нацеливает юриста на поиск соответствия между социальным и гносеологическим наполнением выводов и обобщений. И поэтому очевидно, что для того, чтобы утверждать что-то определенное о каком-то социальном образовании, необходимо не только раскрыть наличие осуществляемых в нём связей, но и дать им содержательную характеристику. Без этого невозможно будет раскрыть его природу.
Завершает процедуру поиска истинного знания о причине возникновения противоправного или чего-то подобного деяния, а также его сущности, приём трансформации количественных методов. Он позволяет "наполнить" делаемый юристом вывод количественными показателями. Лишь в случаях, когда социальные феномены описываются не только качественными, но и количественными параметрами, возможно обоснованное решение. Таков "набор" гносеологических приёмов.
Однако для того чтобы юрист при изучении социальных феноменов не совершал неэффективных познавательных действий, ему следует воспользоваться правилами изучения объектов.
Практицизм, перерастающий в реализм. Это правило требует от юриста быть всегда нацеленным на максимальную конкретность, точный учёт существенных и отличительных признаков исследуемого объекта. Малейшее отклонение от этого правила может привести заинтересованного юриста не к истине, а ко лжи. И это положение мы можем подтвердить даже своим жизненным опытом. Никто, наверное, не будет отрицать тот факт, что желание быстро закончить начатое дело позволяло часто одержимости взять верх над действительностью. В результате нам приходилось всё начинать сначала.
Преемственность. Новые теоретические обобщения никак не могут отменить или исключить из жизни, а тем более из исследования предыдущие, получившие подтверждение практикой, опытом, временем.
Мы очень часто повторяем, что "новое – это хорошо забытое старое!". Однако в исследованиях нередко происходит так, что это непреходящее положение практики "забывается". Как только в обобщениях мы находим нечто, что уже напоминает нам о ранее сделанных выводах, мы пытаемся от этих выводов или абстрагироваться, или сразу же ими воспользоваться. Этого делать нельзя. На самом деле следует найти связь в причинах, определить их и тогда мы "высветим" тенденцию в изучаемом явлении или процессе, определим ожидаемый результат или последствие.
Следующее правило звучит так: идеализированное целое всегда больше суммы его составляющих образов. На практике мы твёрдо усвоили, что кулак всегда крепче и сильнее одного пальца и суммы всех пальцев по отдельности. Но в познании сложных социальных объектов мы этим выводом не всегда руководствуемся. А осмыслить это требуется. Все социальные явления и процессы имеют свои составляющие. В отдельности каждый из них обладает конкретными возможностями, но сумма этих возможностей, даже если они будут просчитаны с абсолютной точностью, всегда будет меньше силы воздействия целого. Вот этот факт и должен быть отражён в выводе.
Наконец, четвёртое правило: идеализированный объект всегда предельно обобщен. Смысл этого правила заключен в потенциале общих теоретических прогнозов, которые позволяют предвидеть такие проявления исследуемого объекта, которые во время его исследования могут и не наблюдаться. Наиболее характерным примером использования этого правила для раскрытия сути явлений природы может служить открытие периодической системы химических элементов , описанное в литературе самим Д. И. Менделеевым, его учениками и последователями.
Однако определяющим моментом познания в деятельности юриста, какие бы методологии и методики он не применял, остаётся вопрос об истинности полученных им знаний. Конечно, юристы стремятся получить истинные знания, хотя есть точки зрения, что в познании юриста достичь истины невозможно, тем более что и с определением истины не всё обстоит так гладко.
Что ни говори, но многие философские партии и школы, с момента возникновения философии, исследуя и раскрывая содержание и структуру познания, относились к истине по-разному. Одни стремились сформулировать определение истинных знаний, всегда уточняли содержание понятия "истина", а также вырабатывали требования к критерию истинности знаний. Другие, наоборот, высказывали сомнения в возможности получения истинных знаний. Их в античные времена называли скептиками, а к Новому времени – агностиками. Их доводы указывают на реально существующие проблемы в познании. Это вечные гносеологические противоречия соотношения объективности и субъективности, материальности и идеальности, относительности и абсолютности человеческого знания.
Тем более что в философии, в исторических рамках её развития и осмысления процесса познания, а также в эпистемологии и герменевтике наличествует несколько подходов к трактовке истины. В общем виде их можно сформулировать следующим образом:
- – корреспондентская (классическая). В ней истина трактуется как знание, которое соответствует действительности, реально изучаемым предметам: вещам, явлениям, процессам. Корреспондентскую трактовку истины отстаивали: Аристотель, Ф. Бэкон, Б. Спиноза, Д. Дидро, К. Гельвеций, П. Гольбах, Л. Фейербах, В. Ленин и др.;
- – когерентная. В соответствии с этим подходом истина трактуется как знание, которое непротиворечиво по своему содержанию и выражает соответствие знания имманентным характеристикам идеальной сферы, содержанию Абсолюта. Эту трактовку истины отстаивали: Платон, И. Кант, Г. Гегель и др.;
- – прагматическая. Здесь в качестве истины признается знание, которое может быть использовано практически, так как обладает свойством полезности как аксиологической ценностью. Этот подход к объяснению истины активно обосновывался У. Джеймсом и др.;
- – конвенциалистская. В соответствии сданной трактовкой истина представляет собой знание, которое признается таковым по результату условного соглашения между представителями научного сообщества. Данной трактовки придерживался А. Пуанкаре и др.
Кроме выделенных трактовок истины, были, есть и, очевидно, будут сформулированы и другие. Так, Августин, Р. Декарт, кембриджские платоники понимали истину как соответствие знаний врожденным когнитивным структурам. Д. Юм рассматривал истину как знание, соответствующее чувственным ощущениям субъекта.
В целом рассмотренные трактовки истины позволяют утверждать, что понятие "истина" отражает определенный результат познавательного процесса в рамках субъект-объектных отношений в форме знания. Если предпринять попытку сформулировать определение истины, то в нём обязательно будут наличествовать положения, отражающие содержание познавательного процесса, результат познания, изменение этого результата как непрерывного процесса выявления природы изучаемых предметов с использованием разных координат отсчета.
К важнейшему свойству истины следует отнести ее объективность. Ведь содержание истины определяется предметной областью исследования, самим объектом познания. Знание об орудиях труда, которыми человек обрабатывает предметы труда, превращая их в полезные и значимые для него вещи и т.д., определяется объектом познания – этими же орудиями как средствами, которые усиливают возможности человеческих рук, ног и т.д. Именно этим объектом, а не познающим субъектом, хотя он-то и получает эти знания об интересующих его орудиях труда. И в этом отношении истина в какой-то степени субъективна, то есть зависит от познающего субъекта.
Но это не две разные истины. Это одна единая истина, которая включает в себя противоположные свойства: объективность и субъективность. Однако субъективность истины как ее свойство указывает лишь на то, что при раскрытии природы исследуемой предметной области какой-либо наукой или несколькими науками разных предметных областей одного и того же объекта систему отсчета и степень выявления сути предметной области выбирает и ограничивает исследователь с его специфическими особенностями.
И вот в этом кроется процессуальность и неполнота истины. Ведь каждая наука и исследователь могут использовать разные системы отсчета, количество которых достаточно велико. При этом принципиально невозможно учесть одновременно все системы отсчета.
Другими словами, любая истина всегда относительна, т.е. неполна, приблизительна и содержит возможность изменения и приращения знания, ибо нельзя раскрыть природу предметной области сразу во всех системах отсчёта. При этом признание относительности (релятивности) истин совершенно не исключает, а, напротив, предполагает наличие истин абсолютных только в определённой, выбранной исследователем системе координат. Если говорить о системе отсчёта, то можно выбирать такую, которая как условие бытия объекта настолько связана с объектом, что её изменение влечёт за собой изменение и самого объекта. Это могут быть различные виды условий: исторические, температурные, скоростные, экономические, финансовые, геометрические и т.д. Подобная связь истинности знания с условиями существования изучаемых объектов – содержание такого свойства истины, как её конкретность.
Иначе говоря, истина как знание отражает природу предметной области только в конкретных условиях и обстоятельствах. Например, законы классической механики применимы только при скоростях тел, заведомо меньших скорости света. При движении тел со скоростью, соизмеримой со скоростью света, применимы преобразования, сформулированные А. Эйнштейном в своей специальной теории относительности.
Выходит, что истина как знание имеет ограниченную область применимости. Выход за пределы условий, характеризующих природу предметной области, превращает истину в заблуждение, ошибку, ложь и т.д.
Более того, истинные знания обладают целым рядом особенностей, ограничений и получение их является процессом длительным, сложным и противоречивым. А придание знаниям статуса истины характеризовалось в истории развития наук и философии использованием достаточно противоречивых критериев.
Всё дело в том, что определение истины с одной стороны представляет собой процесс подведения знаний под какой-то критерий, а с другой – оно непосредственно связано с развитием наук и философии, которая непосредственно изучает познание и в какой-то степени является наукой о познании. При этом каждая наука не может не фиксировать какие-то знания как истинные, ибо само её развитие может основываться только на такого рода знаниях.
Так каковы же всё-таки критерии истинности знаний? Как, каким образом происходит придание знаниям качества истинных? Каков "механизм" оценки знаний и превращения их в истинные знания?
История развития общества свидетельствует, что и человек, и науки использовали и используют для этого как различные процедуры, так и критерии. Существуют такие процедуры и критерии и в юридических науках.
Главным при этом остаётся следующее условие: "Некоторое знание, которое считается истинным, должно быть истинно для всех людей, а не только для некоторых. Истина не может зависеть от того, согласны ли с ней люди или нет. Истина остаётся истиной даже в том случае, если этого даже никто и не признает".
Так вот, пока основным критерием истины в познании, в том числе и в познавательной деятельности юриста, остаётся общественная практика. По своему содержанию – это материальная, чувственно-практическая деятельность людей, имеющая своим содержанием освоение и преобразование природных и социальных объектов и составляющая всеобщую основу, движущую силу развития человеческого общества и познания.
Общественная практика находится в единстве с познавательной деятельностью. Она является источником научного познания, его движущей силой, даёт познанию необходимый фактический материал, подлежащий обобщению и теоретической обработке. Практика формирует самого субъекта познания, обусловливает содержание и направление его мышления.
Данный критерий обладает следующими достоинствами: а) апеллируя к материальному началу, практика выводит нас за пределы чисто идеальной познавательной деятельности и выступает как определённый параметр объективности; б) практика позволяет обосновать предельную для человечества качественность суждения, ибо включает весь многомиллионный исторический опыт.
Практика как духовная и материальная деятельность людей имеет достоинство непосредственной действительности. Она соединяет и соотносит объект и действие, производимое в соответствие с мыслью о нём. Именно в таком действии и проявляется истинность мысли и знания.
Таким образом, есть основания утверждать, что общественная практика обосновывает объективность содержания знания, служит критерием, мерилом проверки истинности результатов познания.
Однако и этот критерий не может быть абсолютным, ибо практика не может по самой сути дела подтвердить или опровергнуть полностью какое бы то ни было человеческое представление, гипотезу или версию. Практика на сегодня имеет определённые ограничения. Кроме этого, существует такой класс суждений, который в принципе невозможно окончательно подтвердить или опровергнуть практическим опытом. К ним можно отнести класс выводов и обобщений, которые явно или опосредованно используют идею актуальной бесконечности. Например, в принципе сегодня невозможно практикой подтвердить или опровергнуть концепции существования внеземных цивилизаций, высшей Сущности и т.д.
Вместе с тем практика, как критерий истинности знаний, диалектична. Она не позволяет знаниям человека превратиться в "абсолют", но одновременно позволяет активно опровергать позиции агностицизма. Она предостерегает человека от установления "окончательной истины в последней инстанции", но одновременно предоставляет человеку алгоритм поведения в условиях гносеологической неопределённости. И всё это составляет основу развития наук, человеческой практики и самого человека, а также такой формы и способа его существования, как общество.
Как видим, общественная практика является основным критерием истинности наших знаний. Основным, но не единственным. Есть и другие. Мы их уже выделяли, когда речь шла о свойствах истины. Эти критерии используются в научных исследованиях, особенно на этапе предварительного обобщения фактов и формулировании гипотез и версий. К ним относят показатели и свойства правильного мышления:
- – согласованность или формально-логическая непротиворечивость знания, позволяющая сформулировать и представить закономерности бытия исследуемой предметной области (предмета) в форме теории;
- – простота исходных единиц знания, позволяющая объяснить максимально широкий круг явлений и процессов, а также вещей как объектов познания;
- – внутреннее изящество, гармоничность и красота гипотез, теорий, концепций как форм выражения знаний, которые раскрывают природу исследуемой предметной области в любых науках.
Более того, есть основание полагать, что в процессе развития наших знаний и культуры в целом будут появляться и утверждаться в науке, гносеологии, эпистемологии, герменевтике и философии новые критерии оценки знаний на истинность. Ведь процесс познания человечества, его творческая активность, стремление к проникновению в сущность природы предметов реального мира никогда не может быть завершен. Мир сложен и разнокачественен.
Но особую предметную область для познания представляет общество, сам человек и, конечно, юридическая деятельность. И здесь мы подходим к рассмотрению одного из подвидов социально-гуманитарного познания – познания в деятельности юриста , в котором используются специфические критерии истины. Данный подвид социально-гуманитарного познания включает в себя различные компоненты, как подобъекты такого объекта познания – социальных ситуаций, имеющих статус правонарушений. К ним следует отнести исторические, экономические, политические, этические, эстетические, лингвистические и другие феномены человеческого бытия, которые "пронизывают" данные социальные ситуации.
Специфика познания этих объектов состоит в том, что здесь в качестве объекта выступает сам субъект познания, а также деятельность, связи и взаимодействия этих же субъектов познания. То есть люди являются и субъектами познания, и реальными действующими лицами. Другими словами, в познании юриста в самом объекте познания изначально присутствует субъект.
Из этого следует, что алгоритм адекватного и точного приближения наших эмпирических и теоретических познавательных процедур к выявлению сущности независимого от нас объекта начинает давать сбои, когда мы стремимся познать субъекта. Всё дело в том, что субъект не может реально существовать как объект, ибо тогда он перестает быть субъектом, и познание формально теряет то, что стремится познать – самого субъекта. Только сохранение дуализма субъекта и объекта, как двух независимо существующих автономий, обеспечивает объективность знаний как результата познания, правда, ограниченную тем, что объект никогда полностью не укладывается в познавательные возможности субъекта.
Субъект постигает себя и как причину, порождающую универсальные законы, и как причину, их нарушающую. Выходит, что субъект может быть познан только через открытость его собственного "Я", демонстрацию собственного индивидуального закона и отвечающей этому закону сверхзадачи. Для этого потребуется устранить все объективные и субъективные помехи и препятствия на пути свободного проявления гениальности.
И здесь мы сталкиваемся с тем, что юристу приходится изучать не самого субъекта и реальную ситуацию, а текст , отражающий как бы бытие этой ситуации и самого человека.
Следует признать, что текст, как компонент познания объекта в познавательной деятельности юриста, стал общей проблемой многих философских школ и направлений. Тексты, как семиотические объекты, являются носителем культуры, главными элементами коммуникативной системы, организующей социальное пространство. Философский подход к проблеме текста в познании юриста предполагает решения задачи или разрешения проблемы осмысления не только самого текста, но и всего того, что обусловливало его создание, какие социальные и личностные факторы он отразил в себе, какое препятствие придётся преодолеть юристу, чтобы раскрыть природу и сущность предмета его исследования.
Естественно, что в контексте процесса познания текста необходимо определиться с содержанием смысла текста , тем более что он не может быть высказан за конечное число шагов опытного рассуждения. В этом он трансцендентен. Смысл – это идейная живая связь мысли субъекта мышления и предмета мышления. Раскрыть и прокомментировать смысл текста можно только при помощи другого смысла.
И в этой связи классический алгоритм познания в деятельности юриста дополняют "мягкие" процедуры познания, что и является ещё одной из особенностей его исследования. Это процедуры понимания , интерпретации и объяснения.
Однако данные процедуры, упрощая и редуцируя изучаемую предметную область объекта исследования юриста, порождают проблему "методологического индивидуализма".
Так что же собой представляют эти процедуры познания?
Проблема понимания и его соотношения с познанием и объяснением обсуждается с начала XIX в. До этого времени проблема понимания не обладала собственным онтологическим статусом и носила в большей степени прикладной, сугубо утилитарный характер.
В современной гносеологии и эпистемологии понимание трактуется по-разному. Авторы данного учебного пособия, не вдаваясь во всесторонний анализ имеющихся подходов к данной проблеме, а обобщая их, утверждают, что понимание как реальное движение в смыслах, практическое владение этими смыслами сопровождает всякую конструктивную познавательную деятельность и является её необходимым моментом.
Причем понимание может выступать в двух ракурсах: а) как приобщение к смыслам человеческой деятельности; б) как смыслообразование.
Понимание как раз и связано с погружением в "мир смыслов" другого человека, постижением и истолкованием его мыслей и переживаний. Понимание – это поиск смысла. Понять можно только то, что имеет смысл. Этот процесс происходит в условиях общения, коммуникации и диалога. Понимание неотделимо от самопонимания и происходит в стихии языка.
Следовательно, важная логико-методологическая проблема познания в деятельности юриста состоит в том, чтобы, исходя из понимания текста как "материализованного выражения духовной культуры", распредметить субъективные смыслы, объективированные в текстах, "услышать через них человеческие голоса" и с их помощью проникнуть в "дух" социальной ситуации, культуры других людей, которые эту ситуацию и создали.
Таким образом, во-первых, любой текст – это источник множества его пониманий и толкований. Например, создатель текста вкладывает в него свой вариант понимания ситуации. Читающий этот текст другой исследователь раскрывает через него "своё" понимание ситуации. Ведь текст содержит в себе одновременно несколько смыслов и именно в этом состоит его символичность. Символ – это не образ, это сама множественность смыслов.
Поэтому понимание текста не может ограничиться лишь тем смыслом, который вложил в него только автор. А это значит, что понимание восполняет текст, носит активный творческий характер и зависит от многих конкретных исторических условий, личных пристрастий и опыта.
Во-вторых, эта множественность смыслов раскрывается не вдруг и не сразу, ибо смысловые явления могут существовать в скрытом виде, потенциально и раскрываться только в благоприятных для этого развития смысловых культурных контекстах. Так, современная оценка текста, описывающего события периода начала Второй мировой войны, разительно отличается от оценок этого текста, которые были примерно лет двадцать назад.
В целом понимание текста является:
- – важнейшей формой и процедурой сознания и лежит в основе познания юриста;
- – актом синтеза "нового" знания, содержащегося в тексте, с уже имеющимся у юриста интеллектом;
- – определенным экзистенциально-психологическим процессом, сопровождающимся эмоциональными переживаниями;
- – извлечением смысла, результатом осмысления различных знаков, содержащихся в тексте;
- – постижением сущности предмета познания;
- – определением ценности предмета познания;
- – основой для принятия юристом сознательного решения.
Таким образом, понимание – это идеальный интегральный акт сознания, сопровождающийся определенным ментальным состоянием и переживанием, в котором происходит единовременное постижение сущности, извлечение смысла, определение ценности какого-либо явления, на основе которого производится сознательное принятие решения .
То есть понимание не только есть постижение смысла того или иного явления, его места в мире, его функции в системе целого, но и выявление сущности исследуемого предмета, отраженного в знаке или явлении. Оно помогает раскрыть бесконечные смысловые глубины бытия.
Понимание, как уже было отмечено, связано с интерпретацией , которая является одной из фундаментальных проблем гносеологии, логики, методологии науки, философии языка, семиотики, теории коммуникаций и др.
Материалистическая философия определяла интерпретацию (лат. interpretatio – толкование, разъяснение) как совокупность значений, смыслов, придаваемых каким-либо образом элементам некоторой теории (выражениям, формулам и отдельным символам). Каждое такое значение также называется интерпретацией данного выражения, формулы или символа .
Особая роль принадлежит интерпретации в юридической деятельности. Здесь она используется как средство установления значения понятийных вербальных структур. Например, при правотолковании и правоприменении формулировок нормативных правовых актов роль интерпретации определяющая, так как посредством её происходит наделение выражений этих формулировок тем или иным смыслом.
Интерпретация как универсальное действие по приданию смысла и истолкованию текста происходит всегда, когда человек объясняет мир. При этом интерпретация как целое образуется из нескольких частей: а) физической интерпретации; б) знаковой интерпретации; в) социальной интерпретации; г) философской интерпретации.
Взаимодействие этих частей происходит по законам диалектического развития. Каждая часть общей системы интерпретаций относится к определенным подсистемам действительности, которые в свою очередь в онтологическом смысле также образуют общую мегасистему, состоящую из тех же частей.
Наряду с пониманием и интерпретацией существует и такая важнейшая познавательная процедура в деятельности юриста, как объяснение. Объяснение обычно тесно связано с аргументацией и составляет основу для утверждения в сознании и поведении людей мыслей, которые раскрывают содержание и сущность изучаемого юристом предмета, конкретного правонарушения или отсутствие его.
Поэтому в самом общем виде объяснением можно назвать процедуру подведения конкретного факта или явления под некоторое обобщение: закон, аксиома, постулат, которые имеют очевидную природу своего существования.
Раскрывая сущность предметной области конкретного объекта, объяснение также способствует уточнению и развитию знаний, которые используются в качестве принятия каких-то решений.
Для юристов наиболее эффективной может быть дедуктивно-помологическая модель научного объяснения. Особенность этой модели или схемы состоит в том, что они подводят объясняемое явление под определенный закон.
В данной модели объяснение сводится к дедуктивному выводу явлений из законов. В качестве законов в этой модели рассматриваются различные виды и формы устойчивых, необходимых и повторяемых связей, которые и составляют суть закона. Они могут быть не только причинными, но и функциональными, структурными и др.
Следует обратить внимание на то, что дедуктивно-помологическая модель объяснения описывает лишь конечный результат, а не реальный процесс объяснения в юридической деятельности. Практически всегда этот процесс предполагает весьма трудоемкие исследования и дополняется творческими догадками, интуитивным поиском.
Нельзя исключать для юридической деятельности также и рациональное объяснение. Его суть заключается в том, что при объяснении поступка некоторого субъекта, в качестве которого может быть личность или группа, юрист ориентирован на выявление мотивов, установок, которыми руководствовались действующие субъекты. Далее ему предстоит обосновать мысль, что в контексте выделенных мотивов и установок поступки конкретных субъектов были рациональными, или другими словами – разумными.
Значимый интерес для юристов представляет и интенциональное объяснение. Оно раскрывает в поступках и поведении субъектов компоненты иррациональности, интенции (стремления) к цели, которую преследует конкретный субъект. Именно поэтому данное объяснение является подлинной альтернативой модели объяснения через закон.
В интенциональном объяснении присутствует значимый познавательный компонент, так как применительно к социальной сфере жизнедеятельности человека не всё зависит от рациональных мотивов и установок. Общественная практика предоставляет множество примеров, где в поступках субъектов взаимопереплетаются как рациональные, так и интенциональные схемы проявления их активности.
Взаимосвязь рациональных и интенциональных схем проявления активности субъектов является в познании юриста более продуктивной по отношению к дедуктивно-помологическому объяснению.
Хотелось обратить внимание на тот факт, что юристу следует сочетать, а не противопоставлять друг другу различные виды объяснения.
Понимание, интерпретация и объяснение тесно связаны, даже имеют некоторые схожие признаки. Все вместе они дополняют и раскрывают процесс изучения природы предметной области социальных ситуаций как объектов изучения в юридической деятельности.
Результатом понимания и интерпретации являются ответы на вопросы с вопросительными словами: "кто?", "что?". А результатом объяснения – суждения, которые дают ответ на вопрос с вопросительным словом: "почему?".
Кроме того, эти мыслительные процедуры особым образом взаимопроникают друг в друга. Объяснение фактически подготавливает почву для интерпретации фактов и понимания более глубокой сущности изучаемого объекта.
Таковы основные положения, характеризующие процесс получения истинных знаний. Кратко их можно представить следующим образом:
во-первых, в исследованиях, которые осуществляют юристы, стремясь определить сущность изучаемых предметов, они получают сведения, знания, которыми руководствуются при принятии решений. Очевидно данные знания, обязаны быть такими, которые обеспечивали бы юристу достаточную уверенность в том, что он раскрыл сущность изучаемого предмета и может принять правильное решение по конкретной ситуации;
во-вторых, так как процесс проникновения в сущность предмета практически связан с выбранной системой координат отсчета, то многие знания непрерывно обновляются и получаются. Выходит, что знание, претендующее на статус истины, связано с выбранной системой координат отсчета и процессуально. То есть истина – это процесс;
в-третьих, истина объективна, и её достижение обусловливается правильным использованием методологии и методики исследования;
Правило – это выработанное на основе обобщения опыта или научных знаний требование к субъекту, которое определяет ему очередность и последовательность познавательных действий.Стиль юридического познания представляет собой элемент правовой культуры. Англо-саксонский, романо-германский, мусульманский стили и образы юридического познания.
Теоретическим отражением воплощенных в праве принципов гражданского общества стал юридический позитивизм как специфическая для того периода форма юридического мировоззрения. Возведение на уровень теоретической основы правоведения формально-догматического метода было направлено против критики действующего права с позиций естественного права. Свойственный юридическому позитивизму взгляд на право как на веление, приказ власти порожден не только отказом от иллюзий революционной эпохи, но и еще более практической заинтересованностью в реализации послереволюционного права. Место критики феодального права с позиций права естественного заняла апология действующего позитивного права; разработку программ революционного преобразования общества при помощи права заменили толкование законодательства и его систематизация. Приказ суверенной власти независимо от его содержания занял место естественных прав человека, определяющих принципы права; наконец, юридически значимой фигурой стал не человек с его естественными качествами, интересами и притязаниями, а "физическое лицо" как проекция формально-определенных предписаний закона. Теоретики юридического позитивизма и нормативизма оказались не способны воспринять теорию прав человека и обосновать идею правового государства.
Особое место в юридической науке принадлежит позитивизму Огюста Конта. Содержание работ основателя философского позитивизма по-разному воспринималось его учениками и современниками; богатство этого содержания обусловило длительность научного осмысления теоретического наследия Конта, постепенность восприятия его по существу главной идеи - социализации гражданского общества.
Консервативность правовых учений де Местра, де Бональда, Галлера была связана с тем, что их усилия были направлены на реставрацию средневековых политических и правовых учреждений, власти и авторитета католической церкви. В соответствии с феодальными идеалами Средневековья они стремились доказать ничтожность человека перед богом и государством, бессилие его разума, способного творить разве только зло.
Не так откровенно, но, по существу, аналогичных идей держались Бёрк и юристы исторической школы.
В полемике с революционными теориями реакционные и консервативные мыслители нашли ряд уязвимых звеньев в идеологии Просвещения. Основательна их критика априоризма теоретиков естественного права, полагавших, что все принципы права могут быть чисто логически выведены из природы человека вообще. В этой критике заслуживает внимания положение о зависимости права каждого из народов от его исторического развития, условий жизни, особенностей бытовых, производственных, религиозных, нравственных отношений. Это положение, как известно, обосновывал еще Монтескье, но более обстоятельно и глубоко оно развито в трудах Э. Бёрка и исторической школы права. Определенным достижением правоведения были мысли о границах деятельности законодателя, который всегда создает право не на пустом месте, а у конкретного народа и потому вынужден и должен считаться с традициями, нравами, историческим наследием. Помимо прочего подход к праву, признающий объективность изменчивости и разнообразия правовых систем, создавал теоретические основы для возникновения и развития сравнительного правоведения.
Шагом вперед были попытки обнаружить закономерности истории права, рассмотреть эту историю как объективный процесс, не во всем и не всегда зависящий от воли законодателя. Они не без оснований критиковали волюнтаризм французских революционеров, их стремление решить все проблемы социальной жизни народа раз и навсегда разумным законом. Однако низвержение одной за другой всех конституций периода революции (1791, 1793, 1795, 1799 гг.) вовсе не доказывало бессилия социальной роли закона вообще. Во времена деятельности де Местра и де Бональда Гражданский кодекс 1804 г., воплотивший ряд результатов революции, стал уже непререкаемым законом, в рамках которого бурно развивались промышленность и торговля. Достаточно известно, что основные положения этого Кодекса были не записью феодальных обычаев Франции, а результатом теоретического творчества юристов.
В первой четверти XIX в. в России наметились три основных течения правовой идеологии , ставшие актуальными на ряд десятилетий: либеральная идеология, предлагавшая путь реформам для создания гражданского общества, радикально-революционная идеология, пытающаяся достигнуть той же цели насильственным путем, и консервативная (охранительная) идеология, выступавшая против всяких перемен. Актуальность политико-правовых проблем, поставленных и по-разному решенных этими направлениями, наложила сильный отпечаток идеологических оценок на последующее исследование доктрин и движений той эпохи. Именно поэтому, в частности, несколько десятилетий в нашей исторической литературе существовала устойчивая идеологическая тенденция отрицательного отношения к реформистской политико-правовой идеологии в России. Этим обусловлена недостаточная изученность и противоречивость оценок политико-правовых доктрин западников, славянофилов, других мыслителей. В последние годы многое здесь как бы открывается заново, причем некоторые открытия перспективны с точки зрения исторической науки (исследования связей идей западников и славянофилов с теорией "русского социализма"), другие же представляют собой рассчитанные на сенсацию фантастические домыслы, противоречащие источникам.
В то время, когда школа естественного права стала быстро терять популярность, уже было очевидно, что по-настоящему прочный фундамент российской теоретической юриспруденции, в том числе, и гражданского права, можно было построить не из отвлечённых принципов, не имевших в реальности какой-либо опоры, а из идей, выведенных из анализа действующего отечественного законодательства, изучения его истории, его своеобразных черт.
Подводя общий итог развитию юриспруденции в России в первой трети XIX века, А. Благовещенский писал: «Появилось большое количество разных ветвей науки. Всего более было обрабатываемо так называемое естественное право и из российских законов - гражданское и уголовное право. Однако все усилия оставались только опытами, попытками подвинуть науку далее. Без общего обзора и единства направления она колебалась в одних и тех же границах, в одном и том же обычном круге. Основания, руководства, опыты начертаний российского гражданского и уголовного права обнимали сии роды законов большею частию не вполне и без поддержания внутреннего союза с целым составом российского законодательства, составлялись по методе заимствованной или из Юстиниановых институтов римского права, или из систем так называемого естественного права, и излагались часто языком, совершенно чуждым духу российского законодательства». Приведенные слова дают вполне истинную картину того состояния, в котором пребывала русская юриспруденция вплоть до создания «Свода законов Российской империи».
Своими изменениями на данном этапе наука права во много была обязана действиям самодержавной власти, которая в начале 30-х годов XIX века провела систематизацию действующего законодательства и активно способствовала развитию новых тенденций в развитии русской юриспруденции - тенденций, определивших её эволюцию в течение второй трети названного столетия. Например, это выразилось в новом Университетском Уставе, принятом 26 июля 1835 г. Юридическое образование, согласно данному Уставу коренным образом перестраивалось, упорядочивалось, стало больше соответствовать потребностям теории и практики.
Современник этих изменений, русский правовед Я. И. Баршев писал, оценивая проведённую самодержавной властью в России перестройку юридического образования: «Не скроем здесь тех надежд, которые возбуждает в нас наша наука в будущем. Теперь её очередь; для нас настал период юриспруденции; университеты наши преобразованы, и преобразование это преимущественно простёрлось на ту область наук, в которой возвращается наука права». В том же духе высказывался и Ф. Л. Морошкин: «Время казуистики законов, кажется, невозвратно миновалось; законодательство приняло обширнейший объем; наука правоведения стала необходимым орудием юридического образования; история законодательства русского со всеми внешними на него влияниями делается предметом учёных изысканий».
Смысл произведённого сразу после издания «Свода законов Российской империи» преобразования в системе преподаваемых юридических дисциплин заключался в преодолении прежнего их догматизма, приближении теоретического правоведения к юридической практике, приведении его в соответствие с действующим систематизированным законодательством.
При этом в числе дисциплин на юридических факультетах осталось преподавание науки римского права, и это нельзя не признать целиком оправданным. Изучение римской правовой культуры призвано было восполнить запрограммированный в новом Университетском Уставе недостаток общетеоретических, философских знаний и стать прочной опорой для дальнейшего изучения гражданского права. «У нас, в юриспруденции, недостаёт ещё общих, логических форм, общих понятий и слов, - говорил в 1838 г. в своей речи в торжественном собрании Московского университета Н. И. Крылов - Эту формальную сторону мы можем занять у римлян и перевести на наш язык. Все новейшие народы делают такой заём. Таким образом, из взаимного соединения римского классицизма с нашим материальным богатством образуется, наконец, та колоссальная русская юриспруденция, которая увековечит славу нашего Отечества и займёт одно из первых мест в истории новейшей юридической литературы».
Именно по отмеченной Крыловым причине после издания «Свода законов» изучение римского права в России не прекратилось, а приняло ещё больший размах. Со второй трети XIX века положение в данной отрасли юридических наук существенно изменилось. Русские цивилисты отошли от копирования работ своих западных коллег в области римского права и начали исследовать его самостоятельно, основываясь непосредственно на первоисточниках. В результате уже в середине XIX века в российском правоведении появился ряд идей и концепций, которые не были повторением сказанного в Европе.
Например, К. А. Неволин, обращаясь к истории римского права , выделял в ней три системы, каждая из которых соответствовала одному из трёх периодов истории государства Древнего Рима. Рассматривая историю римского права в качестве единого процесса, данный учёный рассматривал эти правовые системы как развивающиеся одна из другой: из первой - вторая, из второй - третья. Интересно отметить, что систематизация римского права, разработанная впоследствии знаменитым немецким правоведом Р. Иерингом, во многом сходна с только что идеей К. А. Неволина. Безусловно, что совпадение здесь случайное - вряд ли Иеринг читал труды Неволина, но остаётся фактом, что в российской юриспруденции эта плодотворная идея появилась раньше, чем в западноевропейской.
Несмотря на то, что многие правоведы ещё находились тогда под влиянием западноевропейских учёных и нередко просто пересказывали их труды. Однако в целом необходимо отметить, что русские юристы изучали римское право совершенно иначе, нежели их зарубежные коллеги. Даже самые лучшие работы немецких и французских юристов страдали в методологическом отношении известной односторонностью, выражавшейся в том, что в каждом труде римское право исследовалось лишь одним определённым методом: эмпирическим, или, как его называл П. Г. Редкин, «антикварным, микроскопическим, собирающим очищенные критикой факты, не влагая в них живой души», частноисторическим, который «не видит в римском праве одного из моментов, особенно важного, всемирно-исторического развития права» либо критическим, при котором ставится целью показать лишь то, что из римского права должно остаться в современном праве. В отличие от этого в трудах русских правоведов римское право рассматривалось всесторонне, с разнообразных методологических позиций.
Развитие самостоятельной правовой науки в Российской империи происходило прежде всего благодаря государственной власти. Именно самодержавие было инициатором и руководителем тех преобразований, которые совершались в юридической сфере жизни русского общества в XVIII веке и ознаменовали собой возникновение в России настоящего теоретического правоведения.
Исторически развитие гражданского права и российской юриспруденции в целом характеризуется ещё большим усилением воздействия государственной власти. Само учение этой новой школы права, утвердившееся в то время в Германии, быстро распространилось и стало господствовать среди русских правоведов во многом благодаря усилиям правительства. Посвящая в 1826 году свой перевод книги профессора Дерптского университета А. Рейца «Опыт истории российских государственных и гражданских законов» тогдашнему министру народного просвещения С. Уварову, Ф. Л. Морошкин писал: «Ваше Превосходительство, возводите русское просвещение к источникам его самобытной силы: к Православию, Самодержавию и Народности. Для совершения сего священного долга, при двукратном обозрении Московского университета, Вы изъявили требование исторической методы в раскрытии отечественных наук и лично руководствовали преподавателей законоведения в приложении её ко всем предметам юридического учения».
Такое влияние было неслучайным, ведь идеология исторической школы в полной мере отвечала интересам самодержавия в России. Ведь изначально историческая школа права появилась в Германии как результат отражения в юриспруденции усилий по объединению страны (хотя, конечно, истоки её идей можно заметить у философов Древней Греции, Жан-Батист Вико, Монтескьё). Девиз её был - «единое право для единой нации». Основателем исторической доктрины был профессор римского права в Геттингенском университете Густав Гуго, а признанным вождём - великий немецкий правовед Фридрих Карл фон Савиньи. Их работы были посвящены поискам ответа на вопрос, что составляет основу права? какое значение для права имеет разум, рационалистическое начало? что значат для права воля, личность, цель, общественный интерес? Основной акцент данная школа права делала на национальных исторических корнях в развитии права, которое происходит естественно, постепенно, независимо от внешних воздействий, в тесной связи со всей остальной культурой народа и т.н. «народным духом».
Очевидно, что такая постановка вопроса явно отвергала нелепую веру школы естественного права в необходимость руководствоваться при создании законов исключительно разумом, не принимая во внимание предыдущие традиции, и в благость радикальных и решительных переворотов в общественной жизни. Вместо всего этого историческая школа права прививала такие безусловно полезные всякому человеку качества, как уважение к истории своего отечества и стремление укреплять веками складывавшийся в государстве строй, а не совершать революцию. Стремясь перестроить отечественную юриспруденцию в духе исторической школы, правительство Российской империи организовало соответствующую подготовку кадров преподавателей юридических факультетов. В сентябре 1829 г. в Берлин на обучение к профессору Савиньи была отправлена группа способных молодых правоведов: А. Благовещенский, С. Богородский, В. Знаменский, К. Неволин, С. Орнатский. Позднее организуется обучение у Савиньи еще ряда русских юристов (С. И. и Я. И. Баршевы, П. Г. Редкин и др.) Вскоре значительная часть юридических кафедр в российских университетах стала замещаться новыми преподавателями. Отсюда «естественно, что в университетском преподавании сделалось господствующим направление историческое».
Влияние исторического метода хорошо заметно по трудам русских цивилистов второй трети XIX в. В этот период выходили учебные пособия, в которых излагались общие начала законоведения, издавались руководства по римскому праву, появлялись книги, в которых рассматривались различные вопросы действующего гражданского права и гражданского судопроизводства. Однако большая часть сочинений была посвящена исследованиям по истории русского права, например, работы Н. В. Калачова, П. М. Строева, произведения профессоров Дерптского университета А. Рейца и И. Эверса.
Говоря о влиянии государственной власти на развитие права, необходимо сделать важное замечание: ориентируя русских учёных-юристов на историческую школу права, правительство Российской империи не навязывало им нечто чуждое, наоборот, исторический метод очень характерен для отечественной юриспруденции. Систематизация российского законодательства также проводилась с учётом его самобытности, Ещё до создания «Свода законов» были зафиксированы его исторические основы. «Полное собрание законов Российской империи» вобрало в себя, пусть и с небольшими модификациями, более чем полуторавековой законодательный материал. Именно поэтому историческая доктрина в отечественном праве развилась не менее сильно, чем в Германии, ведь сам характер действовавшего в России законодательства толкал русских правоведов в направлении расширения историко-правовых исследований.
Время расцвета исторической школы права в России второй трети XIX века совпало с периодом, когда русском обществе все более возрастал интерес различных общественных слоев к своей истории.
Признание высокого значения истории для познания права было свойственно и русским правоведам второй половины XVIII века - начального периода в развитии теоретического правоведения в России. Поэтому можно говорить, что во второй трети XIX века русские учёные-юристы лишь вернулись к традиционному для нашего права подходу, усовершенствовали его и сделали господствующим в правовой мысли. Данный подход старались поменять в той или иной мере почти все писавшие тогда в России о праве.
Впрочем, даже во время популярности естественно-правовой доктрины в России существовали юристы, которые основывали свои исследования на закономерном историческом процессе эволюции российского права. Профессора Дерптского университета А. Рейц и И. Эверс не были первыми юристами, изложившими историю русского права, как это утверждается в литературе. До них краткое изложение русской правовой истории дал З. А. Горюшкин. Изучая действующее законодательство, этот великий правовед неизменно делал экскурсы в историю, приводил нормы законов, которые действовали прежде. Исторический подход был у него чётким следствием из понимания права как явления, создаваемого народной жизнью, «народным умствованием». Законодатель в представлении Горюшкина - всего лишь выразитель народного правосознания, которое может существовать в самых различных формах - обычаях, нравах, пословицах и поговорках. Н. М. Коркунов писал, что «воззрения Горюшкина на источники права очень близко подходят к учению исторической школы, хотя произведения Густава Гуго и Савиньи ему вовсе не были известны». Действительно, удивительно, насколько сильно перекликаются мысли этого правоведа с тезисами исторической школы права, которые оформились позже (Ю. С. Гамбаров считал точкой отсчёта существования исторической школы права 1814 год - год выхода в свет брошюры Ф. К, фон Савиньи «О призвании нашего времени к законодательству и науке права», направленной против его оппонента, немецкого юриста Тибо.
Кроме того, следует подчеркнуть, что работы отечественных юристов по историческому праву вовсе нельзя назвать простым копированием западных идей, как это делается некоторыми исследователями. В одной из рецензий на книгу Г.Ф. Шершеневича «Наука гражданского права в России» мнение данного правоведа суммируется следующим образом: «Смена направлений в Германии влекла за собою смену тех же направлений в России. Русские учёные ловили каждую новую мысль своих западных товарищей и учителей и повторяли на родине то самое учение, с которым знакомились за границей. Это влияние Запада является важнейшим фактором в развитии русской науки: оно всецело сказывается в направлениях и методах, а нередко оно сказывается и в самом материале, над которым работают русские учёные. Влияние заграницы является постоянным условием развития русской науки». Схожую позицию занимает и В. С. Ем в предисловии к данной книге, соглашаясь с мнением Шершеневича, будто бы в России наука права, не имея традиций, улавливала каждую новую мысль в готовности создать из неё целое направление, и добавляя, что само состояние науки гражданского права на момент выхода вышеуказанной книги не позволяло делать какие-либо фундаментальные выводы о закономерностях её развития и «поэтому исследование науки гражданского права того периода носило в большей степени черты литературного обзора её состояния».
Прежде всего, как было указано выше, в XIX веке выходило огромное количество работ, в которых рассматривалась теория и история русского права, равно как и действующее законодательство, и нельзя сказать, будто бы «состояние науки не позволяло делать какие-либо фундаментальные выводы о закономерностях её развития». Исследование гражданского права в тот период осуществлялось на самом высоком научном уровне, не уступающем ни западным учёным, ни современным трудам по теории юриспруденции. Как одну из многих подобных работ можно привести фундаментальнейший труд выдающегося российского правоведа Н. Л. Дювернуа «Чтения по гражданскому праву». Его систематический, глубоко аналитический подход высоко оценивался как современниками, так и в наше время, и может считаться одним из лучших изложений «теории гражданского права».
В качестве примера можно привести и «Курс гражданского права» Ю. С. Гамбарова. В исторической части данной работы автор не только описывает изменения, происходившие в правовой науке XIX века, но анализирует их сущность и причины происходивших процессов. Достаточно обратить внимание на то, как описываются школы права, чтобы стало очевидным: это не слепое копирование западных идей, а взвешенное рассуждение, которое видит не только положительные стороны, но и недостатки, а в итоге приходит к совершенно самостоятельному выводу.
Даже И. А. Баранов в своей рецензии на книгу Г. Ф. Шершеневича критиковал её: «Объявленное в начале влияние Запада нигде почти при дальнейшем изложении не раскрывается; напротив, целые направления оказываются самостоятельно-русскими, независимыми от течения мысли на Западе. Самые эти течения остаются читателю неизвестными». Российская юриспруденция всегда была самобытной и сильно отличалась от юриспруденции западных стран, имея не менее давние научные традиции, изучение которых может опровергнуть все мнения о преимущественном зарубежном влиянии на прогресс отечественного правоведения. Конечно, первая половина XX века характеризуется определённой зависимостью российских юристов от западноевропейских правовых школ, однако характеризовать это явление не следует только отрицательно, утверждая неспособность саморазвития отечественного права.
К. Дыновский писал в 1896 г. в книге «Задачи цивилистического образования и значение его для гражданского правосудия», что «Русское правоведение создано университетской наукой под влиянием германской юриспруденции, которая продолжает воспитывать русскую юридическую мысль, составляя её школу и её идеал», он же отмечал и то, что в дальнейшем всё больше учёных стали протестовать против «увлечения и подражания германской цивилистике». Другие авторы порой были даже весьма резки в критике коллег, заимствовавших концепции немецких учёных, как, например, профессор Варшавского университета Д. И. Азаревич, выразивший своё неприятие трудов С. А. Муромцева за подражание Иерингу в следующей форме: «В немногих словах: с научной и педагогической стороны вся деятельность г. Муромцева на поприще права была одним сплошным развратом».
То, что российские правоведы с живейшим вниманием изучали новейшие работы своих иностранных коллег, было их преимуществом перед западноевропейскими учёными. Западноевропейские правоведы ограничивали себя рамками той юридической науки, которая сложилась и развивалась в их родных странах, тогда как русские учёные не замыкались в своём кругу. Владея, как правило, несколькими европейскими языками, они по окончании университетского курса обучения в российских университетах отправлялись для продолжения учёбы в лучшие университеты Западной Европы и слушали лекции лучших иностранных профессоров.
К концу XIX в. в России появляются десятки самостоятельных сочинений мирового уровня по самым различным отраслям юридического знания, которые до сих пор, не потеряли своего значения, а российские юридические журналы последних десятилетий XIX в. полны статей, посвящённых осмыслению процесса развития науки права в России, её насущных задач, её ценности для общества, её культурного значения и т.п. Более того, «ко времени же начала Первой мировой войны среди русских правоведов сформировалось стойкое убеждение, что юридический быт, законодательство России в высшей степени самобытны и что, следовательно, русская научная юриспруденция должна развиваться собственным, самостоятельным путём», а «юриспруденция Запада не стоит на правильном пути и в общем примером нам служить не может».
То, что во второй трети XIX века в российской юриспруденции преобладал исторический подход, не означает, что исчезли другие методы научного исследования права. Например, признавая важность истории в познании правовых явлений, русские правоведы всегда хорошо сознавали значение в этом и философии. «Философия есть кроткое, благодетельное пламя, которое, не сожигая, согревает и освещает нас... По сему может ли благодетельный свет столь плодоносной науки кому-либо быть нужнее и полезнее, нежели практическим правоведам, яко блюстителям законов и судиям, которых священная должность в обществе есть любить истину, наблюдать правосудие и защищать невинность и добродетель, которые иногда угнетают грубое невежество, алчное корыстолюбие или лютая, самолюбивая злоба?», писал в учебнике по гражданскому праву России Г. Терлаич. Даже Ф. Л. Морошкин, который был одним из самых последовательных защитников необходимости исторического подхода, отмечал необходимость соединения юриспруденции не только с историей, но и с философией: «Надёжнейшее средство к усовершенствованию русской юриспруденции есть дружное соединение наук: философии, римского права и истории российского законодательства».
Дальнейшая история науки гражданского права связана с тем мощным импульсом, который придали её развитию социально-экономические и административные преобразования 60-х годов XIX века, особенно судебная реформа 1864 г. В обществе возник особенный интерес к праву, и занятие юридической деятельностью сделалось как никогда прежде престижным. Авторитет юридической науки возрастал в этих условиях до небывалой высоты. Правовед С. В. Пахман констатировал в 1882 г. в своей книге «О современном движении в науке права»: «Серьёзная потребность в юридическом знании, как известно, была осознана у нас собственно с весьма недавнего времени, именно, со времени судебной реформы, когда деятельность суда была изъята из области канцелярской тайны и стала доступна гласному контролю общественного мнения. Только с этого времени юридическая наука могла выступить с свойственным ей авторитетом».
Сравнение программ учебных курсов юридических факультетов, установленных Университетскими Уставами 1835, 1863 и 1884 гг. и анализ правовой литературы соответствующих периодов позволяет сказать, что юриспруденция в России все более превращалась в научный инструментарий, обслуживающий потребности отечественной законодательной и судебной практики, и судебные реформы 1864 г. стали важнейшей вехой на данном пути, после которой наука гражданского права приняла качественно новый вид. Её главной, несущей опорой стала почва российского законодательства, тогда как прежде она таковыми были, скорее, труды, концепции и идеи иностранных правоведов.
Подводя общий итог эволюции гражданского права во второй половине XIX в., можно отметить следующую тенденцию, которая ознаменовала собой окончание периода исторической школы права. Во все предыдущие периоды отечественная правовая мысль характеризовалась доминированием какой-либо одной научно-методологической доктрины. К примеру, во второй половине XVIII - первой трети ХIХ века это была естественно-правовая доктрина. Во второй трети XIX века - историческая школа права.
Но, начиная с 60-70-х годов XIX века, разнообразие методологических подходов к праву существенно усилилось. По-прежнему многие российские учёные продолжали использовать преимущественно исторический метод в своих работах, который получил также и новое развитие в виде «историко-сравнительной школы» (П. Г. Виноградов, М. М. Ковалевский). Однако, наряду с ними появляется немало сторонников и социологического позитивизма, развивавшегося в трудах немецкого учёного Р.Иеринга. Большое распространение получает в русском правоведении рассматриваемого времени и юридический позитивизм. Едва ли не самым значимым во второй половине XIX века стал догматический метод, отстаивавшийся, например, Г. Ф. Шершеневичем.
Таким образом, в русской юриспруденции уживались прямо противоположные понятия о праве и законе. Возник вопрос о дальнейшем пути эволюции российского гражданского права, и конец XIX - начало XX века можно с уверенностью назвать переломным моментом в развитии отечественной юриспруденции, которая накануне рокового 1917 года находилась в преддверии своего ещё более высокого взлёта.
Ведущим течением в неолиберализме первой половины и середины XX в. выступало кейнсианство. Его основателем был английский экономист Д. М. Кейнс, получивший мировую известность после выхода своей книги "Общая теория занятости, процента и денег". Книга была написана им вскоре после "великой депрессии" 1929-1933 гг. В противоположность марксистам, воспринимавшим события тех лет как подтверждение ленинской теории загнивающего капитализма, Кейнс доказывал, что рыночная экономика отнюдь не утратила способности к динамичному развитию. Охвативший ее кризис - явление временного порядка. Депрессию породили не внутренние пороки капитализма, а отношения свободной конкуренции, при которых в наиболее выгодном положении оказываются биржевые спекулянты и рантье, не заинтересованные в расширении производства. Аккумуляция богатства в их руках приводит к свертыванию инвестиций, спаду предпринимательской активности, что в свою очередь вызывает рост безработицы и обострение социальных конфликтов. В сложившейся ситуации, писал Кейнс, политики обязаны найти "новые средства, которые позволили бы спасти капитализм оттого, что именуют большевизмом".
После Второй мировой войны во многих странах Западной Европы были проведены реформы, нацеленные на предотвращение кризисов в экономике, повышение уровня занятости населения и потребительского спроса (совокупность таких мероприятий неолибералы называют "кейнсианской революцией на Западе", противопоставляя ей коммунистические революции в странах Восточной Европы). Кейнсианский принцип стимулирования занятости как постоянной функции государства закреплен в Конституции Нидерландов 1983 г., в законодательных актах других высокоразвитых стран.
Практическое осуществление принципов неолиберализма поставило перед теоретиками ряд новых проблем. Реализация этих принципов сопровождалась усилением власти правительства в ущерб законодательным органам, ибо парламентская процедура нередко оказывалась слишком громоздкой для того, чтобы корректировать проводимые реформы в соответствии с изменениями экономической конъюнктуры. Опасаясь перевеса исполнительной ветви власти над законодательной, идеологи неолиберализма обратились к разработке вопросов функционирования демократии в условиях регулируемой экономики и контроля за деятельностью правящей элиты.
Современные консерваторы (Ф. фон Хайек, И. Кристол, М. Фридман) выступают в защиту свободного предпринимательства. Социальную базу этого течения составляют финансовая олигархия, истеблишмент, зажиточное фермерство и определенные круги творческой интеллигенции. Не отвергая экономической деятельности государства полностью, консерваторы выдвигают проекты ее ограничения в интересах частного капитала. Роль государственной власти в экономике они стремятся свести к регулированию рынка.
Значительную роль в развитии социологического правоведения в XX в. сыграл американский юрист Р. Паунд.Мировоззренческой основой учения Паунда послужили идеи прагматизма - ведущего направления в философии США начала XX в. Краеугольный постулат философии прагматизма гласит: любые теоретические построения необходимо оценивать с точки зрения их практического значения, или пользы (отсюда и название доктрины). Следуя этому принципу, Паунд призывал юристов не ограничиваться изучением "права в книгах" (т.е. права в законе; вообще в нормативных актах) и обратиться к анализу "права в действии". Юридическая наука, считал он, призвана показать, как право реально функционирует и влияет на поведение людей. Противопоставление "права в книгах" и "права в действии" со временем стало лозунгом всей прагматистской юриспруденции в США.
Социологическая направленность концепции Паунда наиболее ярко проявилась в трактовке права как формы социального контроля.Согласно взглядам ученого право является одним из способов контроля за поведением людей наряду с религией, моралью, обычаями, домашним воспитанием и др. Такой подход ориентировал юридическую науку на изучение права в контексте социальных отношений, требовал учитывать взаимодействие правовых норм с иными регуляторами общественной жизни. Паунд подчеркивал, что юристу необходимо знать смежные научные дисциплины и уметь применять их методы при исследовании права. История права, учил Паунд, неразрывно связана с историей других форм регламентации общественной жизни. Первоначально, в древности, механизмы социального контроля находились в нерасчлененном состоянии, и право не отделялось от религии и морали. Значение правовых способов воздействия на поведение индивидов, по мнению Паунда, возрастает вместе с развитием государства начиная с XVI в. В современную эпоху, когда государство берет на себя бремя разрешения конфликтов индустриального общества, право становится важнейшим средством осуществления социального контроля.
Р. Паунд выделяет в современном праве три аспекта. Во-первых, право - это правовой порядок или режим регулирования социальных отношений посредством систематического и упорядоченного применения силы органами государства. Во-вторых, правом называют официальные источники, которые служат руководством при вынесении судебных и административных решений (в этом смысле говорят, например, о праве штата Индиана). В-третьих, право есть судебный и административный процесс. Если свести эти определения воедино, то, по словам Паунда, мы придем к пониманию права как "высоко специализированной формы социального контроля, осуществляемого на основе властных предписаний в рамках судебного и административного процесса".
По общему мнению реалистов формально-догматические приемы изучения правовых актов уже не отвечают требованиям современной науки. Ллевеллин в одной из своих программных статей указывал: "Тщательный анализ формальной логики судебных решений полезен. В то же время важно подчеркнуть, что его полезность значительно возрастет, если решения по этим делам будут столь же тщательно изучены с точки зрения инструментализма, под углом зрения их прагматического и социально-психологического содержания".
Идейные разногласия между реалистами и сторонниками социологической юриспруденции проявились при обсуждении вопроса о том, какое место в правовом регулировании занимают нормативные предписания и правоприменительная деятельность. Если Р. Паунд, напомним, рассматривал эти категории в их взаимосвязи, как равноценные элементы многоаспектного понятия права, то реалисты, не отрицая значения правовых норм, стремились переориентировать юридическую науку на изучение судебной и административной практики. Именно практика образует, по словам Ллевеллина, "костяк правовой системы". Вместо того чтобы спорить о содержании общих принципов и норм права, юристам следует прежде всего обобщить существующую юридическую практику. В условиях современного общества, считал Ллевеллин, на первый план выдвигаются вопросы о том, "как, насколько и в каком направлении расходятся между собою принятая норма и практика вынесения решений".
Согласно взглядам реалистов действующее право создается не законодателем путем установления абстрактных норм, а судебными и административными органами в ходе разрешения конкретных споров, возникающих между людьми.
Под чистой теорией права Г. Кельзен понимал доктрину, из которой устранены все элементы, чуждые юридической науке. Современные юристы, писал он, обращаются к проблемам социологии и психологии, этики и политической теории, пренебрегая изучением своего собственного предмета. Кельзен был убежден, что юридическая наука призвана заниматься не социальными предпосылками или нравственными основаниями правовых установлений, как доказывают приверженцы соответствующих концепций, а специфически юридическим (нормативным) содержанием права.
При обосновании этой позиции Кельзен опирался на философию неокантианства, сторонники которой разграничили две области теоретических знаний - науки о сущем и науки о должном. К первой группе наук, согласно взглядам Кельзена, относятся естественные науки, история, социология и другие дисциплины, изучающие явления природы и общественной жизни с точки зрения причинно-следственных связей. Вторую группу - науки о должном - образуют этика и юриспруденция, которые исследуют нормативно обусловленные отношения в обществе, механизмы и способы социальной регламентации поведения людей. В науках о сущем главным постулатом выступает принцип объективной причинности, в науках о должном - принцип вменения,
В соответствии с этим учением нормативисты призывали освободить юриспруденцию от исследовательских приемов, заимствованных из других областей познания. Как подчеркивал Кельзен, чистая теория "не отрицает того, что содержание любого позитивного юридического порядка, будь то право международное или национальное, обусловлено историческими, экономическими, моральными и политическими факторами, однако она стремится познать право с внутренней стороны, в его специфически нормативном значении".
Современное понимание естественного права вместе с тем существенно отличается от предшествующих трактовок. По сравнению с эпохой антифеодальных революций коренным образом изменились прежде всего взгляды на человека как носителя естественных прав. В противоположность доктринам прошлого, основанным на представлениях об изолированном, обособленном индивиде, философия и правоведение XX в. рассматривают человека с точки зрения его социальных определений, как участника многообразных общественных связей. В перечень естественных прав соответственно включают не только неотъемлемые права личности, призванные гарантировать ее независимость от государственной власти, но и социально-экономические права человека, свободу объединения в. политические партии и общественные союзы, права социальных общностей (например, право наций на самоопределение, право народа устанавливать конституцию государства). Новейшие естественно-правовые учения смыкаются с теориями социального государства и плюралистической демократии.
Процесс формирования и развития советской юридической науки в целом проходил в борьбе против государственности и права в их действительном (некоммунистическом) смысле и значении, против «юридического мировоззрения» как сугубо буржуазного мировоззрения. Речь шла о замене правовой идеологии идеологией пролетарской, коммунистической, марксистско-ленинской, об интерпретации учреждений и установлений тоталитарной диктатуры как «принципиально нового» государства и права, необходимых для движения к коммунизму и вместе с тем «отмирающих» по мере такого продвижения к обещанному будущему, о радикальном отрицании прежних представлений и учений о государстве и праве, построении классовой (пролетарской, марксистско-ленинской, коммунистической) науки о классовом государстве и праве.
Один из ключевых аспектов всей этой работы состоял в том, чтобы в рамках зарождающейся марксистско-ленинской юридической науки согласовать соответствующие положения К. Маркса, Ф. Энгельса и В. И. Ленина о государстве и праве с реалиями диктатуры пролетариата и социализма.
Идейно-теоретической основой всей советской юриспруденции было марксистско-ленинское учение о государстве и праве как надстроечных явлениях (формах), обусловленных базисными (производственными, экономическими) отношениями частнособственнического общества. Правовые отношения (и право в целом), согласно марксизму, возникают из экономических отношений частной собственности, обслуживают эти отношения, являются необходимой формой их выражения и существования. Поэтому марксистское негативно-коммунистическое отношение к частной собственности полностью распространяется и на все надстроечные явления (право, государство и т.д.), порожденные частнособственническим способом производства, оформляющим и обслуживающим его.
Коммунизм, по Марксу, это прежде всего ликвидация буржуазной частной собственности и вместе с тем – всякой частной собственности, поскольку буржуазная частная собственность представляет собой исторически последнюю и наиболее развитую форму выражения частной собственности вообще. В соответствии с таким подходом также и буржуазное право выступает как наиболее развитая, исторически последняя форма права вообще. Поэтому, говоря о праве, Маркс, Ленин и вообще ортодоксальный марксизм имеют в виду буржуазное право. После буржуазного права, согласно марксистской коммунистической доктрине, какое-то небуржуазное право (например социалистическое право) просто невозможно в принципе, по определению. Так же невозможно, как невозможна какая-нибудь новая (послебуржуазная) форма частной собственности на средства производства.
Как считает В.С. Нерсесянц, социализм (социализм марксистский, ленинский, пролетарско-коммунистический) – это, согласно доктрине и практике ее реализации (в виде реального социализма советского образца), всеобщее, последовательное и радикальное отрицание любой и всякой частной собственности на средства производства. Все остальное, что следует отсюда (в том числе и применительно к праву), что известно о доктринальном и реальном социализме, все другие его свойства, черты и характеристики (включая и создание правоотрицающей «социалистической собственности») – лишь неизбежное следствие такого тотального отрицания частной собственности как сути коммунистического, т.е. логически и практически самого последовательного, самого антикапиталистического и самого антиприватного социализма.
Прогнозируя будущее, К. Маркс говорил о сохранении буржуазного права при социализме (в первой фазе коммунистического общества). «Поэтому, – писал он, – равное право здесь по принципу все еще является правом буржуазным, хотя принцип и практика здесь уже не противоречат друг другу, тогда как при товарообмене обмен эквивалентами существует лишь в среднем, а не в каждом отдельном случае. Несмотря на этот прогресс, это равное право в одном отношении все еще ограничено буржуазными рамками».
Это буржуазное равное право К. Маркс относит к числу «родимых пятен» капиталистического общества, остающихся в первой фазе коммунистического общества. В.И. Ленин рассматривал положение о буржуазном праве при социализме как один из существенных моментов всего марксистского учения о коммунизме. В работе «Государство и революция» он воспроизводит все основные суждения Маркса и Энгельса по данному вопросу, подчеркивая их органическую связь с другими положениями марксизма. «Всякое право, – писал он, – есть применение одинакового масштаба к различным людям, которые на деле не одинаковы, не равны друг другу; и потому «равное право» есть нарушение равенства и несправедливость». Марксистский прогноз о буржуазном праве при социализме, однако, не сбылся. В реальной действительности коммунистическое отрицание частной собственности, ее обобществление в виде социалистической собственности и установление диктатуры пролетариата означали преодоление необходимых объективных основ всякого права, права вообще – ив отношениях к средствам производства, и (вопреки марксистскому прогнозу) в отношениях к предметам потребления (в сфере труда и потребления).
Процесс реализации марксистских представлений о буржуазном «равном праве» при социализме – в виде измерения соответствующих общественных отношений «равной мерой – трудом» практически ничем нe отличался от иных внеэкономических и внеправовых мероприятий и установлений диктатуры пролетариата.
Коммунистическое «освобождение» от частной собственности и сложившихся форм свободы, права, индивидуальности оказывается неизбежно, по логике вещей, вообще состоянием без свободы, права, личности и т.д. И такое «освобождение» без свободы характерно не только для переходного периода, но и для марксистского коммунизма в целом, поскольку он совместим лишь с негативным «освобождением», но не с позитивным индивидуально-человеческим определением и утверждением свободы. «Освобождение» от прежней свободы – это лишь несвобода, а не какая-то новая свобода.
В условиях социализма уничтожение частной собственности сопровождается ликвидацией прежнего (формально-правового) равенства, но не создает и в принципе не может создать какое-то другое, неправовое равенство (экономическое, потребительское и т.д.). Движение к иллюзорному фактическому (неправовому) равенству лишило общество исторически апробированных экономических и правовых регуляторов, место которых заняли диктаторско-приказные средства и методы тоталитарной организации жизни. Коммунистическое отрицание присущих капитализму экономико-правовых форм свободы вовсе не привело, вопреки марксистским ожиданиям, к позитивному утверждению каких-то других форм свободы. Коммунистическое освобождение от капитализма по сути дела оказалось лишь негативной «свободой» от экономико-правового типа общественных отношений, «свободой» от действительного права и государства, место которых заняли насильственные нормы и институты тоталитарной системы диктатуры пролетариата.
После революции в общем русле марксистско-ленинского подхода к праву стали постепенно складываться различные направления и концепции понимания и трактовки права. При всех своих внешних различиях эти концепции внутренне едины в своем отрицании права, его объективной природы и смысла, в оправдании диктатуры и его приказных норм. Под видом отрицания буржуазного права все они вместе и каждая по-своему отвергают суть и смысл права вообще, права как права, а за качественно новое «право» выдают антиправовые установления пролетарско-коммунистическои диктатуры, антиправовое законодательство новой партийно-политической власти.
Так, уже в первые послереволюционные годы многие марксистские авторы (П.И. Стучка, Д.И. Курский, М.Ю. Козловский, Н.В. Крыленко и др.) стали трактовать большевистские декреты как «пролетарское право». «Переходный строй от капитализма к социализму, переживаемый впервые на земном шаре после Октябрьской революции в России, – писал М.Ю. Козловский, – творит в процессе социалистической революции особое, невиданное нигде право, право не в подлинном его смысле (системы угнетения большинства меньшинством), а право пролетарское, которое все же право, в смысле средства подавления сопротивления меньшинства трудящимися классами».
Хотя концепция «пролетарского права» по своему смыслуявно противоречила марксистскому прогнозу об остаточномбуржуазном праве при социализме, однако марксистские теоретики всячески замалчивали это принципиальное обстоятельство и акцентировали внимание на единстве пролетарского классового подхода к праву и государству, присущем имарксистской доктрине, и советской теории права и государства.
В условиях диктатуры пролетариата право – это, согласно Д.И. Курскому, выражение интересов пролетариата. Здесь, по его признанию, нет места для «норм вроде Habeas Corpus», для признания и защиты прав и свобод индивида. «Отмена всех норм буржуазного права, – утверждал Курский, – единственная гарантия правосудия для городского и сельского пролетариата и беднейшего крестьянства, поставившего и осуществляющего в своей диктатуре великую цель: полное подавление буржуазии, уничтожение эксплуатации человека человеком и водворение социализма». Новое, революционное право он характеризовал как «пролетарское коммунистическое право».
Неправовой характер «пролетарского права» даже в условиях многоукладного нэпа (т.е. при ограниченном допущении частного оборота и соответствующих норм буржуазного права) по существу признавал и сам Курский, когда, в частности, утверждал: «Наше обязательственное право, его основная особенность и будет состоять, по мнению Наркомюста, в том, что здесь интересы государства должны превалировать над интересами ограждения личных прав отдельных граждан». Да и в целом допущенные при нэпе гражданско-правовые (т.е. буржуазные) отношения осуществлялись в жестких рамках уголовных норм. В этой связи Курский отмечал, что в борьбе против свободы гражданского оборота «приходится уголовными нормами регулировать отношения там, где они в буржуазно-развитом праве регулируются в порядке гражданском».
Заметную роль в процессе зарождения и становления советской науки права сыграл П.И. Стучка. Основными началами такого нового, революционно-марксистского правопонимания, согласно Стучке, являются: 1) классовый характер всякого права; 2) революционно-диалектический метод (вместо формальной юридической логики); 3) материальные общественные отношения как базис Для объяснения и понимания правовой надстройки (вместо объяснения правовых отношений из закона или правовых идей). При этом он признавал «необходимость и факт особого советского права и т.д.». Причем эта особенность советского права заключается в его классовом характере, в том, что это «советское право», что «право переходного периода» есть «пролетарское право».
Представления о классовом характере права нашли свес-отражение в общем определении права, данном в официальном акте НКЮ РСФСР (декабрь 1919 г.) «Руководящие начала по уголовному праву РСФСР». Позднее Стучка писал об этом: «Когда перед нами, в коллегии Наркомюста... предстала необходимость формулировать свое, так сказать, «советское понимание права», мы остановились на следующей формуле: «Право – это система (или порядок) общественных отношений, соответствующая интересам господствующего класса и охраняемая организованной силой его (т.е. этого класса)».
Защищая эту «формулу Наркомюста», Стучка подчеркивал, что содержащийся в ней взгляд на право «основывается на верной, а именно классовой точке зрения». В качестве направлений уточнения данного общего определения права он в 1924 г. писал: «В последнее время я вместо «система» и т.д. поставил слова «форма организации общественных отношений, т.е. отношений производства и обмена». Может быть, следовало бы более подчеркнуть и то, что интерес господствующего класса является основным содержанием, основной характеристикой всякого права».
С этих пролетарских позиций даже советский Гражданский кодекс Стучка отождествлял с буржуазным правом и писал: «буржуазное право (ГК)». И только неправовое в ГК (классовость, плановость и т.д.) образует, по Стучке, «советский характер нашего гражданского права». Для него ГК периода нэпа – это «буржуазный кодекс». «Наш кодекс, – поясняет он, – наоборот, должен ясно и открыто показать, что и гражданский кодекс в целом подчинен социалистической плановости рабочего класса».
Эта идея вытеснения права (как буржуазного явления) планом (как социалистическим средством) имела широкое распространение и по сути дела отражала внутреннюю, принципиальную несовместимость права, и социализма, невозможность юридизации социализма и социализации права.
По-другому классовый подход к праву был реализован в трудах Е.Б. Пашуканиса и прежде всего в его книге «Общая теория права и марксизм. Опыт критики основных юридических понятий» (I издание – 1924 г., II – 1926 г., III – 1927 г.). В этой и других своих работах он ориентировался по преимуществу на представления о праве (т.е. главным образом – о буржуазном праве), имеющиеся в «Капитале» и «Критике Готской программы» Маркса, «Анти-Дюринге» Энгельса, «Государстве и революции» Ленина. Для Пашуканиса, как и для Маркса, Энгельса и Ленина, буржуазное право – это исторически наиболее развитый, последний тип права, после которого невозможен какой-либо новый тип права, какое-то новое, послебуржуазное право. С этих позиций он отвергал возможность «пролетарского права».
В силу негативного отношения ко всякому праву теория права для Пашуканиса – это марксистская критика основных юридических понятий как мистификаций буржуазной идеологии. В теории права Пашуканис повторяет критический подход, примененный Марксом в экономической теории. Отношение товаровладельцев – это то «социальное отношение sui generis, неизбежным отражением которого является форма права» . Сближая форму права и форму товара, он генетически выводит право из меновых отношений товаровладельцев.
В этой связи его правовая концепция в литературе получила название меновой. Иногда ее именовали и как «трудовую теорию» права (Стучка и др.), с чем сам Пашуканис был в принципе согласен, поскольку в его концепции «категории трудовой стоимости соответствует категория юридического субъекта» .
Сторонники нового (пролетарского, советского и т.д.) права, критикуя позицию Пашуканиса, утверждали, что применяемые им абстрактные характеристики права вообще относятся лишь к буржуазному праву, но не к «пролетарскому праву», для которого нужны другие обобщающие понятия. Подобные требования Пашуканис считал недоразумением. «Требуя для пролетарского права своих новых обобщающих понятий, – отвечал он своим критикам, – это направление является как будто революционным par excellence. Однако оно на деле прокламирует бессмертие форм права, ибо оно стремится вырвать эту форму из тех определенных исторических условий, которые обеспечили ей полный расцвет, и объявить ее способной к постоянному обновлению. Отмирание категорий (именно категорий, а не тех или иных предписаний) буржуазного права отнюдь не означает замены их новыми категориями пролетарского права, так же как отмирание категории стоимости, капитала, прибыли и т.д. при переходе к развернутому социализму не будет означать появление новых пролетарских категорий стоимости, капитала, ренты и т.д.» .
Но постепенно в суждениях Пашуканиса начинается заметный крен в сторону классового позитивизма, приспособления своей позиции к целям оправдания отношений, институтов и норм в условиях диктатуры пролетариата и строительства социализма. Так, в статье 1927 г. «Марксистская теория права» Пашуканис уже признает наличие нового послереволюционного и послебуржуазного «советского права» с «особой, специфической природой». Вместе с тем это «советское право» он – для сохранения хотя бы внешней, словесной видимости своей концептуальной последовательности – не называет «пролетарским правом». Но эти словесные ухищрения сути дела не меняют.
Как считает В.С. Нерсесянц, отсутствие подлинного права и государства при диктатуре пролетариата Пашуканис (как и другие марксистские авторы) по существу пытался изобразить как наличие нового, «неподлинного», советского права и государства, обреченных на «отмирание».
Весь этот идеологический туман с мнимым «отмиранием» отсутствующих феноменов постоянно витал над всем марксистским подходом к судьбам права и государства после пролетарской революции и определял тот неизменный горизонт советской юриспруденции, под сводами которой все зависело от изменчивой политической конъюнктуры. В этой системе координат логически последовательная теория права и государства просто невозможна, и пример Пашуканиса в этом плане весьма показателен. Правопонимание при таком негативном подходе к праву вообще с позиций коммунистического отрицания его как буржуазного феномена по сути дела предстает как правоотрицание. Познание права подчинено здесь целиком целям его преодоления. Это антиюридческое мировоззрение нашло свое воплощение и реализацию в правовом нигилизме всей послереволюционной идеологии и практики.
В подходе Пашуканиса, как и в марксистско-ленинском учении в целом, принципиальное отрицание права сочетается с отрицанием государства как явлением частнособственнического строя.
В товарно-денежном обществе, особенно при капитализме, государство, по Пашуканису: «реализует себя как безличная «общая воля», как «власть права» и т.д., поскольку общество представляет собой рынок». Принуждение здесь должно выражать власть самого права, быть в интересах всех участников товарно-денежных отношений и правового общения, исходить от государства как «общей воли», абстрактно-всеобщего лица. Принуждение в таком обществе должно по необходимости протекать в правовой форме, а не представлять собой акт целесообразности. «Оно должно выступать как принуждение, исходящее от некоторого абстрактного общего лица, как принуждение, осуществляемое не в интересах того индивида, от которого оно исходит, – ибо каждый человек в товарном обществе – это эгоистический человек, – но в интересах всех участников правового общения».
В качестве такого абстрактно-всеобщего лица и выступает государство – публичная власть в условиях рыночного общества. Выступая в качестве гаранта меновых и вообще частных отношений, «власть становится общественной, публичной властью, властью, преследующей безличный интерес порядка». Здесь, по Пашуканису, находится ответ на вопрос о том, почему «господство класса не остается тем, что оно есть, т.е. фактическим подчинением одной части населения другой, но принимает форму официального государственного властвования» или, иначе говоря, «почему аппарат господствующего принуждения создается не как частный аппарат господствующего класса, но отделяется от последнего, принимает форму безличного, оторванного от общества аппарата публичной власти?».
Классовое господство, подчеркивает Пашуканис, гораздо шире официального господства государственной власти. Наряду с прямым и непосредственным классовым господством, в рыночном обществе вырастает косвенное, отраженное господство в виде официальной государственной власти как особой силы, отделившейся от общества.
Из этих и других аналогичных суждений Пашуканиса о государстве как о форме публичной власти (а не просто прямом классовом подавлении и т.д.), казалось бы, следует, что государство – это правовая организация, поскольку в понятии публичной (государственной) власти присутствует (также и по признанию Пашуканиса) правовой аспект: ведь именно момент правового опосредования придает классовому господству характер публичной (т.е. государственной, абстрактно-всеобщей для общества в целом и всех его членов в отдельности) власти. Будучи последовательным, он должен был бы признать, что отнюдь не всякое классовое господство, не всякая классовая организация власти над обществом и его членами, а только правовая форма организации власти есть публичная власть, есть государство. В таком случае, как максимум, его классовый подход, логически говоря, позволял бы ему утверждать лишь следующее: государство (т.е. публично-правовая власть) тоже носит классовый характер, но эта классовость состоит не в классовом подавлении, не в классовой власти, словом, не в диктатуре класса, а в господстве права (с его принципом формального равенства и свободой всех индивидов при их фактических различиях), в классовой природе этого права, которое по сути своей для Пашуканиса является буржуазно-классовым феноменом.
Но вопреки этому Пашуканис, прибегая к методологическому приему «удвоения действительности», использовал понятие «государство» в двух совершенно различных значениях: 1) как организации фактического подавления и господства (классовой диктатуры, аппарата внутреннего и внешнего насилия по принципу классовой целесообразности); 2) как организации публичной власти (правового порядка власти, правового государства и т.д.).
Такая теоретическая непоследовательность и связанная с ней понятийная неопределенность ведут к смешению в категории «государство» разнородных, противоположных феноменов – права и произвола, неправовой (диктаторской) власти (целесообразного насилия) и власти правовой, публичной.
Однако свою собственную непоследовательность и смешение понятий Пашуканис (в русле принципиальной марксистской материалистической и классовой борьбы против права, юридической идеологии и государства как по сути сугубо буржуазных явлений) выдает за пороки, двойственность, иллюзорность и права и правовой теории государства как таковых. «Поэтому, – писал он, – всякая юридическая теория государства, которая хочет охватить все функции последнего, по необходимости является неадекватной. Она не может быть верным отражением всех фактов государственной жизни, но дает лишь идеологическое, т.е. искаженное, отражение действительности».
Логически и фактически не стыкуются и не согласуются между собой также и различные марксистские положения о самом праве (например характеристики права то как формы экономических отношений, то как воли класса, то как общегосударственной воли, то как средства принуждения, тот как продукта общества, то как продукта государства и т.д.) или о государстве (например толкование государства то как организации публичной власти всего общества, тот как диктатуры класса и комитета классового господства, то как связанного объективно экономически обусловленными правовыми формами, нормами и отношениями, то как не связанного никаким правом и никакими законами аппарата классового подавления, то как порождаемого экономическими отношениями общества вторичного, «надстроечного» явления, то как исходного и решающего «внеэкономического фактора», посредством прямого политического насилия подчиняющего себе общество, изменяющего сущность и характер общественных отношений, определяющего «базис» общества и т.д.).
Причем вся эта разнородность марксистских суждений об одном и том же объекте усугубляется и доводится до полной неопределенности в силу того, что в одних случаях марксистской трактовки соответствующий объект (в нашем случае – право, государство) берется то как реальное явление и факт действительности (как объективно необходимая, фактически наличная и действительная форма отношений), то лишь как некий идеологический, т.е., согласно марксизму, ложный, иллюзорный, нереальный, недействительный феномен. Отсюда и многочисленность различных подходов, школ, направлений, претендующих на выражение «подлинного» марксизма, ленинизма, коммунизма в вопросах общества, права, государства, власти.
1. Дополнения и изменения в рабочей программе на учебный год ____/ ________
Принято УМУ _________________________ Дата: ______________________
Глобальной задачей сообщества юристов является торжество справедливости в отношениях между индивидами, организациями и остальными субъектами социальной жизни. Выполнение этой задачи требует решения множества технологических проблем (законы, институты, деятельность судов и т. п.). Эти проблемы и являются первым вектором, направляющим юридическое познание. Второй вектор - сама справедливость. Но ее постижением юристы занимаются совместно с представителями других «специальностей». Глобальной задачей сообщества юристов является торжество справедливости (философов, моралистов, политиков, религиозных и общественных деятелей).
Под юридическим познанием следует понимать несколько различных видов познавательной деятельности, осуществляемых сообществом юристов (при косвенном участии всего социума) как в теории, так и на практике. Теоретическое познание - это прежде всего разработка категорий и понятий юриспруденции, их согласование и построение системы юридического знания. К теоретическому познанию следует отнести также нормотворчество, ибо оно не только опирается на базовые ценности, но и вынуждено обеспечивать их адекватное воплощение в законах и подзаконных актах. Третий вид юридического познания - расследование единичных случаев правонарушений в целях устранения их последствий (восстановления справедливости). И наконец, четвертый вид - сопоставление нормы с фактом (юридическая квалификация):
- - разработка теоретических основ;
- - нормотворчество (изменение правового поля и социальной реальности);
- - расследование (дознание);
- - соединение нормы и факта (квалификация).
В современной эпистемологии получили распространение три теории истины: теория корреспонденции, теория когеренции и коммуникативно-прагматическая теория. Каждая из них имеет глубокие корни в истории философии. Особенность современной ситуации состоит в том, что лишь сегодня сформировались условия для их мирного сосуществования. Во многом это обусловлено лингвистическим поворотом, позволившим применять принципы лингвистической дополнительности и лингвистической относительности.
Теория корреспонденции (или теория соответствия) утверждает: знание о предмете тогда является истинным, когда оно соответствует самому предмету. Теория когеренции (или теория взаимосогласованности) определяет истинное знание как знание, включенное в непротиворечивую систему знаний и согласованное с другими ее элементами. Коммуникативно-прагматическая теория считает истинным любое знание, которое позволяет объяснять происходящее, прогнозировать будущее и эффективно использовать прогнозы в своих действиях.
В классической философии господствовало убеждение, что из нескольких теорий истины обязательно следует выбрать одну, отказавшись при этом от остальных. Платоновское и аристотелевское понимание истины, восходящее к учению Сократа, является прототипом двух первых теорий истины. У Аристотеля истина определяется как соответствие вещи и мысли, а то, что отдельные истинные мысли не могут противоречить друг другу, казалось само собой разумеющимся. Главные оппоненты вышеназванных философов - софисты, утверждая что истин много и что истинно то, что полезно человеку, фактически предвосхищали коммуникативно-прагматическую теорию. Позднее первых назвали фундаменталистами (или догматиками), а вторых - релятивистами (или скептиками). Средний вариант, примиряющий крайности за счет процессуального представления истины, широко представлен в философских доктринах последних двух столетий (от диалектики Г. Гегеля до фаллибилизма К. Поппера). Здесь истина понимается не как состояние или окончательная оценка знания, а как постепенное восхождение от менее совершенного к более совершенному представлению о предмете познания, причем абсолютное совершенство считается недостижимым.
Аргументы:
- 1) против теории корреспонденции сводятся к тому, что соответствие, не основанное на действительном подобии является только конвенциональным, но как можно уподоблять такие разнородные феномены, как, например, мысль и вещь или мысль и действие;
- 2) против теории когеренции состоят в том, что взаимосогласованная система знания может на уровне отдельных элементов плохо соотноситься с соответствующими фрагментами реальности; это происходит тогда, когда логика взаимосогласования знания подавляет логику его адекватности («Тем хуже для фактов»);
- 3) против прагматической теории истины заключаются в том, что истина отождествляется с полезными заблуждениями, которые могут в любой момент перестать быть полезными (в отличие от истины).
