Недавно купил забавную книженцию про эротику и Гулливера. Вещи казалось бы малосовместимые. Издание какого-то Института соитологии. Не рекомендовано для продажи лицам до 18 лет.
Ну как тут не приобрести?
Купил и не пожалел. Хохотал местами на полную катушку. Честно сказать, до сих пор не пойму, то ли это талантливая мистификация, то ли в самом деле неопубликованная часть рукописи Джонантана Свифта, как говорится в предисловии. Во всяком случае стилистика оригинала воспроизведена полностью. А в нескольких местах автор клеймит издателей-фарисеев, которые изъяли из рукописи о путешествиях Гулливера самые лучшие страницы. Которые вы теперь сможете прочесть.
Посыл повествования таков: мужчина в расцвете сил оказывается сначала в стране лилипутов, потом великанов. А поскольку натура требует свое, надо как-то приспосабливаться вести личную жизнь. Сперва с лилипутками, потом с великаншами. Немного похоже на извращения, но написано весьма деликатно.
Сканировал несколько особенно понравившихся кусков для украшения журнала. В качестве иллюстраций использовал картинки из другой книги, GULLIVER"S TRAVELS
издания 1935 года, которая хранится в моей домашней библиотеке, а также прекрасный рисунок, предоставленный художником .
Первый эпизод: Гулливер приглашает к себе в гости лилипуточку из публичного дома напротив своего обиталища. Сперва он разглядывал в подзорную трубу, что там вытворяют эти малявки, а потом позвал герлу к себе: давай, красотка, развлечемся. Ну та и пришла, движимая любопытством, ведь только благодаря женскому любопытству начался и продолжается род человеческий!
...Я поставил свою маленькую подружку на подобие табурета, и в доказательство насущности моих желаний выпростал из штанов то мое орудие, что вот уже несколько дней не давало мне покоя. Тут произошло неожиданное. Моя гостья побледнела, зашаталась и лишилась чувств. Я едва успел подхватить ее, потому что она чуть было не упала с табурета вниз. Я подул на ее лицо, побрызгал холодной водой из стоявшего в углу лилипутского бочонка. Краска стала понемногу возвращаться на ее щеки. Через минуту она смогла сесть, а еще через минуту уже уверенно держалась на ногах. Это был обычный обморок.
Однако моя гостья быстро приходила в себя, косясь глазом на мой инструмент, продолжавший оставаться поблизости - на том же табурете, перед которым мне пришлось встать на колени. Когда, наконец, на ее губах заиграла обычная для нее любезно-услужливая улыбка, свидетельствовавшая о том, что сознание вернулось к ней в полной мере, я предложил ей разоблачиться, а сам, вооружившись своей подзорной трубой, принялся изучать особенности ее конституции, и уверяю любезного моего читателя, делал я это отнюдь не как бесстрастный исследователь, врач и анатом.
Моя гостья охотно демонстрировала мне свои прелести, а сама продолжала коситься на мой инструмент, расположившийся в соблазнительной близости от нее. Ах, как хотелось мне хоть на несколько мгновений стать таким же маленьким, чтобы эти грудки и прочие сладости были доступны мне в полной мере. Испуг моей гостьи давно прошел, и ей, кажется, напротив, даже не приходила в голову мысль стать такой же большой, как я, чтобы тоже получить все, что было в моих возможностях дать ей. Отнюдь. Ее даже, по всей вероятности, устраивало такое положение дел, потому что она все с большим и большим одобрением и интересом поглядывала на то, что расположилось с нею по соседству.
Я на секунду закрыл глаза, и вдруг ощутил прикосновение крохотных пальчиков. Неописуемое блаженство! Будто какая-то райская птичка пощекотала меня своим клювиком. Она пробовала меня на ощупь, обходила со всех сторон, заглядывала в отверстие, засовывала туда свой малюсенький пальчик. Надо сказать, что размерами она уступала предмету ее исследований, превосходившему ее раза в полтора в длину и во столько же - в ширину. Однако это уже не пугало ее. Напротив - привлекало, и вскоре она оседлала его, как наездник жеребца...
Ее движения становились все более порывистыми и судорожными, глазки закатились, губки приоткрылись, шепча что-то неразборчивое, она тоненько постанывала, а потом ее стали бить конвульсии, которые передавались и мне, и я тоже почувствовал, как на меня накатывает неодолимая волна. Я едва успел приподнять мою крохотную гостью, иначе бы ее просто смыло мощным потоком, хлынувшим на табурет.
Гулливер оказался парнем не промах. Одной лилипутки ему показалось маловато, он попросил свою подружку Кульбюль привести к нему на прием еще любопытных девушек. И образовалась вполне приличная групповушка. А с виду такой приличный англичанин!..
...Мои гостьи замерли, глядя, как я расстегиваю свои панталоны. Наконец на свет Божий появилось мое напружиненное естество... и произвело на них то же действие, что и два дня назад на Кульбюль.
Не успел я выпростать из штанов тот самый предмет, который столь интересовал их и ради которого они явились ко мне, как все они попадали без чувств. Однако скоро они пришли в себя (холодная вода на лилипуток и на наших соотечественниц действует одинаково) и проявили такую же прыть, как и Кульбюль. Их совместными усилиями дело спорилось, да и сами они внакладе не оставались. Места всем хватало - шесть веселых маленьких наездниц разместились на одном скакуне, который рад был бы вместить еще столько же - их ягодицы-вишенки перекатывались на упругом седалище, через несколько минут пришедшем в состояние, близкое к тому, в котором находился Везувий перед гибелью Помпеи: грозило извержением, хоть и не гибельным, но довольно опасным для наездниц.
А потому я с криком: «Берегись!» отгородил моих девушек стеной из двух ладоней от разомкнувшегося в сладострастии отверстия и, содрогнувшись всем телом, пролился на поверхность табурета молочным озерцом, вид которого вызвал приступ восторга у моих гостий. Они сопроводили мое излияние стонами и криками, как раненые амазонки, добивающие поверженного врага.
Известный эпизод, каким образом Гулливер потушил пожар, случившийся в королевском дворце, описан особенным образом:
...Я принял единственно верное в той ситуации решение, пусть многие потом и осуждали меня за него. В тот день я выпил немало лилипутского эля, а потому давно уже ощущал давление на свой мочевой пузырь. Я одним выстрелом убил двух зайцев: во-первых, облегчился, а во-вторых, предотвратил катастрофу, грозившую уничтожить весь императорский дворец.
Правда, при этом произошла одна неприятность. При виде моего естества на площади раздался словно бы вздох, и все бывшие в поле зрения лилипутки попадали в обморок. Хотя я и полагал, что мой детородный орган в невозбужденном состоянии не окажет на них такого воздействия. Должен к сему добавить, что среди попадавших было немало и лилипутов мужеского пола, однако я не стал бы объяснять их реакцию принадлежностью к лилипутскому племени старадипов: просто зрелище, которому они были свидетелями, многим из них, владеющим всего лишь тонюсенькой соломинкой, могло показаться устрашающим.
Вся площадь на несколько мгновений превратилась в некое подобие поля битвы - всюду лежали бездвижные - и в основном женские - тела, а бывшие при них лилипуты-мужчины пребывали в не менее жалком состоянии, поскольку, с одной стороны, при виде того, что им открылось, прониклись сознанием собственного ничтожества, а с другой, - не знали, как привести в чувство своих любезных жен и подружек.
Были и такие, кто остался стоять на ногах и даже не изменился в цвете лица. Taкое разделение прекрасного лилипутского пола на падающих в обморок и не падающих в обморок имело только одно объяснение. И я полагаю, вдумчивый читатель уже догадался, в чем оно состоит.
Я раскланялся, заправляя в штаны тот орган, который помог мне победить огненную стихию, и испытывая некоторую неловкость, вполне объяснимую при моем застенчивом характере.
Часть благородных дам, хотя и весьма незначительная, все еще пребывала в обмороке, а другая - гораздо более многочисленная - хотя и в добром здравии, имела вид довольно экстраординарный, поскольку им приходилось выслушивать своих мужей, которые, вращая глазами и вытягивая шеи так, что, казалось, вот-вот готовы выскочить из своих мундиров, что-то грозно им выговаривали.
Жены реагировали по-разному. Некоторые - весьма агрессивно, давая отпор своим гневающимся мужьям, другие, потупясь, внимали с виноватыми лицами, третьи стояли подбоченясь и молча мерили презрительным взглядом своих благоверных. Не сразу, но все же я разобрал в этом пчелином жужжании отдельные гневные голоса (один и тот же вопрос повторялся с разными интонациями и с разной степенью желания услышать правдивый ответ: «Куру бытал Куинбус Флестрина дрюк?» - вопрошали мужья.
Эротические приключения продолжились в стране великанов Бробдингнеге. Поначалу его попытался изнасиловать самец стрекозы.
...Однажды огромная стрекоза, судя по поведению, самец, напала на меня сзади. Схватив меня клещами челюстей за ворот нового камзола из переливающейся на солнце парчи, самец поднялся со мной в воздух, при этом его прозрачные перепончатые крылья страшно трещали, оглушая меня.
Поскольку он ухватил меня за шкирку, я ничего не мог поделать и висел под ним, как кукла, беспомощно болтая ногами и руками.
Ни шпаги, ни кортика при мне не было, да и вряд ли бы они пригодились - убей я на лету это чудовищное насекомое, и мне пришлось бы расстаться с жизнью, упав со страшной высоты. К счастью, я так растерялся, что долго не предпринимал никаких попыток освободиться. Так мы носились в воздухе, делая головокружительные пируэты, от которых меня вскоре стало мутить. С детства я мечтал летать, как птица, но в те страшные минуты я навсегда отказался от этой мечты.
Я потерял тогда всякое представление, где верх, где низ, и что со мной происходит, когда же самец стал настойчиво тыкать мне в тыльную часть тела кончиком своего хвоста, я понял, что он принимает меня за самку, которую вознамерился оплодотворить. Догадаться об этом было нетрудно - кто же не видел носящихся в воздухе спаренных стрекоз, да и не только их...
Поскольку штаны на мне не позволяли самцу успешно осуществить свое намерение, а я не собирался ему в этом потворствовать, то он носился со мной в челюстях, как бешеный, вверх и вниз. Спасло меня лишь то, что я оказался для него слишком тяжелой ношей. Устав, он опустился на цветок, чтобы передохнуть, - это была садовая ромашка с крупными лепестками. Я же, чувствуя, что другого такого шанса у меня больше может и не быть, изо всех сил схватился за эти лепестки обеими руками, решив дорого отдать свою жизнь. Но в этот момент самец, видимо, осознав свою оплошность, поскольку я вел себя совершенно неподобающе для самки стрекозы, разжал свои челюсти и, надавав мне по уху своими трескучими крыльями, сердито поднялся в воздух.
Товарища Гулливера хозяева стали сексуально эксплуатировать: на рынке он за небольшие деньги ублажал великанш, и он по-настоящему вошел во вкус профессии жиголо:
...Номер заключался в том, что зрительница входила в специально отведенное для этого помещение, украшенное флажками из разноцветной бумаги и мишурой, садилась на скамейку, и моя верная Глюмдальклич запускала меня под платье посетительницы, строго-настрого предупредив, чтобы та по возможности оставалась неподвижной и не шевелила руками, дабы случайно меня не повредить. Моя же задача заключалась в том, чтобы пощекотать грудь посетительницы и любым доступным мне способом хотя бы немного ее воспламенить.
Никогда, ни до ни после, не имел я возможности лицезреть и трогать столь большое количество грудей разнообразных форм, размеров, оттенков и запахов. Я не жалею, что видел их, касался их, садился на них или висел, ухватившись за сосок, мял, щипал, даже кусал (о, им нравились мои укусы...). Я полюбил эти обстоятельства, я прикипел к ним душой, сердцем и своими чреслами, и по возвращении в Англию так и не смог найти себе подругу, соответствующую моим новым запросам.
Чтобы возбудиться, мне теперь нужна была женщина-гора, но где я мог такую найти? Мои друзья-острословы, знающие о моем тайном несчастье (жена, конечно, ни о чем не подозревала), то ли в шутку, то ли всерьез, советовали завести мне роман со слонихой или бегемотихой, или на худой конец. Что, между прочим, было бы не лишено смысла, отзовись эти гигантские твари на мужской призыв моего тоскующего естества. Но я для них наверняка представлялся бы ничтожеством, и даже обычный осел с их точки зрения был бы много более подходящим самцом.
Получилось так, что очередная посетительница, на грудь которой меня посадили, то ли ненароком, то ли намеренно стряхнула меня вниз. Я кубарем прокатился по животу, слава Богу, округлому, что замедлило мое падение протяженностью по меньшей мере в пятнадцать футов и, еще не успев осознать случившееся, оказался у дамы прямо в исподнем белье, точнее, в ее панталонах, о чем нетрудно было догадаться по специфичному запаху, ударившему мне в ноздри. Впрочем, он был не столь специфичен, сколь характерен, из чего можно было заключить, что в лоно дамы незадолго до этого пролилось мужское семя, и от густоты этого запаха у меня закружилась голова.
Я стал подпрыгивать, чтобы ухватиться за обширную жесткую растительность и вылезти хотя бы на лобок, где можно было бы перевести дух, но хитрая дама, видимо, не желая, чтобы я ускользнул из ее заветного местечка, пальцем, сквозь материю платья надавливала мне на затылок, и я ничего не мог поделать. Чувствуя, что теряю сознание, я отчаянно закричал, зовя Глюмдальклич, и хотя зов мой был тих и приглушен тканью платья и нижними юбками, моя нянюшка его услышала, и, догадавшись, в чем дело, тут же пришла мне на помощь. В следующий момент она, без лишних церемоний задрав даме подол платья, вызволила меня на свет. Дама в конфузе убежала. Я же был почти недвижим и покрыт холодным потом - явный признак асфиксии и сердечного недомогания.
Гулливер сделал неплохую карьеру, щипая и кусая состоятельных дам за чувствительные места. И вот - вершина, он обслуживает саму королеву Бробдингнега!
...Королева, внимательно осмотрев меня со всех сторон, перекладывая с ладони на ладонь, изъявила желание, чтобы я на деле доказал, что я действительно мужчина, так как признаки моего пола, по ее мнению, проявлены неотчетливо. После чего, потянув на себя нижний край пеньюара, перенесла меня на обнажившийся теплый живот, прямо к тому месту, где я видел холм с несжатой рожью, колосья которой уже частично полегли под тяжестью спелого зерна. Мне пришлось спускаться прямо по ним, приятно пружинящим под моими голыми ступнями, туда, где, как я понимал, королеве и хотелось меня обнаружить.
В три шага одолев несжатую полосу, я оперся руками на внутренние стороны бедер королевы, мягких и пышных, и спрыгнул на простыню. Я смиренно замер возле входа, полагая, что, как это делали мы с Глюмдальклич, меня возьмут в руку и используют наподобие инструмента любви, но ничего подобного не произошло.
Пауза затягивалась и грозила мне непоправимыми последствиями, вплоть до изгнания из дворца. Нет ничего опасней неудовлетворенной женщины - она превращается в фурию. Поэтому я решил действовать на свой страх и риск - стал гладить и теребить большие створки лона со всей фантазией, на какую только был способен...
Поскольку королева по прежнему бездействовала, явно испытуя меня, я предпринял следующий шаг, а именно - оперся правым коленом на нижний край подвижной и податливой пещеры и пополз внутрь...
Жаль что рукопись касается только лилипутов и великанов. У Свифта было описано путешествие в страну лошадей. Но там бы наверняка начались настоящие извращения...
аннотация
: Книга про путешествия доктора Лемюэля Гулливера в страны лилипутов и великанов принадлежит к бессмертным произведениям мировой литературы. В них глубокий мыслитель и остроумный рассказчик Джонатан Свифт представил свои размышления о природе человека и устройстве общества и государства. За триста лет своего существования они ничуть не устарели.
В прошлом веке их пересказала для детей, очень талантливо и бережно к тексту автора, замечательная переводчица Тамара Габбе. А выдающийся художник Геннадий Калиновский воссоздал эти удивительные страны в пространстве книги. Получилось очень гармоничное и неповторимо интересное произведение, настоящий шедевр детской литературы. Эту книгу, заново вышедшую в нашем издательстве, художник успел увидеть незадолго до своей кончины, и ее исполнение ему понравилось.
Эта книга прекрасно подходит для чтения (и совместного рассматривания) в семье.
отзыв о книге
: В нашем издательстве вышла еще одна книга с иллюстрациями замечательного художника Геннадия Калиновского (уже выходила книга «Глазастик и ключ-невидимка» Софьи Прокофьевой). Геннадий Калиновский известен всем любителям настоящей детской книги своими рисунками к «Сказкам дядюшки Римуса», «Мэри Поппинс», «Робин Гуду», «Алисе в Стране чудес», «Властелину колец», «Macтepу и Маргарите». «Путешествия Гулливера» с иллюстрациями Калиновского впервые вышли в 1985 голу, и с тех пор не переиздавались. «Цвет небесный, синий цвет, / Полюбил я с Малых лет» - писал Николай Бараташвили. Именно этот цвет пронизывает всю книжку. От густого кобальта до нежнейшего голубого разливаются по страницам оттенки благородной синевы. И это неудивительно, ведь книга - о путешествиях, больше всего в ней моря и неба. Плывущий по Южному океану бриг «Антилопа», облака Лилипутии и Бробдингнега, прибой и дождь - вот мотивы, переходящие с рисунка на рисунок. Но и остальные иллюстрации выполнены в тех же тонах. И это наполняет книгу истинным волшебством. «Свифт провоцирует способность художника не столько почувствовать книгу, сколько осмыслить ев. Рисунки к Свифту нельзя написать, их надо лепить цветом», - сказал однажды Геннадий Владимирович Синие кошки и собаки, обезьяны и цветы, карлики и великаны. Синие крыши, лестницы, шляпы, перчатки, часы, свечи, чашки и кувшины. Но кто сказал, что в сказке все должно быть как в жизни? Чудесное тем и отличается от обыденного, что оно не подчиняется общепринятым законам. Главное - поверить, что острова могут летать, лошади умеют разговаривать, что есть на свете страны, где «удивительное рядом» Но при этом Геннадий Калиновский не боится привносить в волшебную страну элементы нашей с вами реальности, сцены, которые можно увидеть на улице каждый день. «Он проиллюстрирует, предположим, Гулливера, нарисует страну лилипутов, а в этой стране сидят лилипуты - торговцы фруктами в кавказских кепках. Born вам философия, глубина мышления», - так отозвался о нем не менее известный художник Виктор Чижиков. Дело, наверное, в том, что Калиновский знает самый главный секрет: чтобы попасть в сказку, надо только выйти из дома. Впрочем, есть и еще один способ. Откройте книгу с иллюстрациями Геннадия Калиновского, и вы сразу окажетесь в мире волшебства.
http://www.kykymber.ru/books.php?book=76
Любой человек, который является предводителем своего народа, рано или поздно становится одновременно героем и изгоем. Всем давно известно, что нельзя сделать абсолютно всем хорошо. Кому-то приходится страдать, дабы другие могли жить хорошо. Такому вас в школе не научат, и по телевизору не расскажут. Это вам говорю я – человек, увидевший многое. А еще я покажу как рисовать Гитлера. В нашей стране подобные темы не рекомендуется поднимать. Но, как вы считаете, заслуживает ли человек на жизнь, если он немец, уничтоживший половину Европы? Одни говорят, якобы каждая жизнь бесценна, другие – что о нем даже не следует помнить. В одном я уверен точно: поиски виновных – не самое лучшее занятие. Лучше заниматься творчеством. Прошу воспринимать мой урок по рисованию Адольфа Гитлера как практику в рисовании, нежели как серьезное научное исследование истории прошлого столетия.
Как нарисовать Гитлера карандашом поэтапно
Шаг первый. Изображаю фигуру человека. Здесь важно наметить основные черты позиции, в которой находится тело. 
Шаг второй. Прорисовывать лучше начиная с лица. От его размеров можно отталкиваться. 
Шаг третий. Далее нужно изобразить униформу немецкого главнокомандующего. У Гитлера была характерная прическа и усы. Это не просто желание выглядеть стильным. Это характер человека. Гитлер был личностью, которую запомнили, и еще будут помнить многие поколения. Будь он внешне похожим на обыкновенного рядового солдата, ничего у него не получилось бы. 
Шаг четвертый. Добавляем теней и прорисовываем детально взгляд и костюм. 
